– Почему мы стоим? – раздался возглас Дженны. – Сюда, нам нужно сюда, – она показала на центральный коридор.
– Здесь слишком узко для лошадей, – сказал Конан, слезая со своего коня и с трудом пробираясь между его боком и каменной стеной. – Придется оставить их здесь.
Ему совсем не нравилась эта идея. А вдруг с лошадьми что-нибудь случится? Без них им как своих ушей не видать Шадизара вовремя.
Его спутники тоже спешились и, связав передние ноги своих коней, пробрались к Конану.
– Малак, – сказал он, – я думаю, тебе лучше остаться с лошадьми.
Тот огляделся, окинув взглядом вздымавшиеся вокруг каменные стены, и поежился.
– Остаться здесь? Лук Сигина! Конан, я-то думал, что нам не стоит разделять наши силы, что мы будем держаться все вместе. Да здесь и вздохнуть-то нечем!
Собравшись уже ответить порезче, Конан вдруг задумался. Он ведь и сам изрядно мучился в этих каменных щелях. Ему тоже казалось, что эти громады закрывают доступ воздуху. Он внимательно посмотрел на лица своих спутников. Дженна – вся нетерпение, Зула – ожидание; ожидание нападения в любой момент и с любой стороны. Бомбатта, по обыкновению, хмурился и что-то недовольно бурчал. Акиро, тоже как обычно, задумался о чем-то. Может, это удушье – только плод его воображения?
– Хорошо, остаемся все вместе.
Конан вынул из ножен меч и кинжал.
– Так я буду отмечать наш путь, – сказал он, процарапав стрелу на стене коридора, – тогда будет легче найти лошадей. И держитесь поближе друг к другу.
К радости сгорающей от нетерпения Дженны, Конан двинулся вперед, хотя и не так быстро, как ей бы хотелось. Через каждые десять шагов он чертил на камнях очередную стрелу. Если случится самое страшное, думал он, то даже одна Дженна сможет найти лошадей. Даже одна она будет иметь возможность спастись.
Подчас коридор был настолько узок, что даже Зула или Дженна не могли свободно пройти между стенами; остальным же приходилось протискиваться, царапая плечи, спины и бока. Но как бы трудно ни было продвижение, меч Конана всегда был наготове, так же как и кинжал, не менее полезный, случись какая-нибудь заварушка в этой тесноте.
Чем дальше они углублялись в этот лабиринт, тем сильнее он ощущал нависшую опасность. Что-то висело в воздухе, исходило от серых камней; что-то зловещее, недоступное ни зрению, ни слуху, ни обонянию, но ощущаемое какими-то древними, первобытными инстинктами.
Конан обернулся, чтобы посмотреть на остальных.
На всех лицах было написано то же чувство. На всех, кроме лица Дженны.
