Улькра отвернулся.
– Мы получили приказание охранять отдых принца… милорд.
– Кто слышал крики? Вы… кто-нибудь еще?
– Двое телохранителей принца, которым было велено ждать его соизволения.
– Трое сильных мужчин, присягнувших охранять принца. Где вы находились?
Лицо Улькры могло быть высечено из камня.
– В коридоре. Рядом с дверью.
– В коридоре, меньше чем в десяти шагах от совершавшегося убийства… и никто ничего не сделал.
– Мы не смели… милорд. Ведь он нас не звал. Да к тому же и крики… смолкли. Мы решили, что девушка… э-э… покорилась. Вошла в спальню она достаточно охотно.
«Охотно? Или понимая безнадежность сопротивления?»
– Это ведь не служанка-потаскушка. Девушка из свиты собственной сестры принца Болесо хоть и небогатая, но не бесприданница, доверенная ее милости не кем-нибудь, а кин Баджербанком.
– Принцесса Фара сама уступила ее брату, милорд, когда он попросил об этом.
Под нажимом, если верить сплетням.
– Это сделало ее придворной дамой в этом замке, разве не так? – Улькра поморщился. – Даже последний слуга заслуживает защиты от своего господина.
– Любой аристократ в подпитии может ударить слугу и не рассчитать силу удара, – упрямо ответил Улькра. Ингри показалось, что интонация его слишком уж хорошо отрепетирована. Сколько раз повторял Улькра это оправдание в тишине ночи за последние полгода?
Отвратительный случай с убитым слугой послужил причиной ссылки принца Болесо в эту дыру. Всем известная страсть принца к охоте делала такое наказание сомнительным, но по крайней мере оно помешало жрецам вцепиться в редеющие волосы хранителя королевской печати. Слишком малая расплата за убийство, слишком большая – за несчастный случай; Ингри, который по поручению Хетвара осматривал комнату на следующее утро, прежде чем ее привели в порядок, не счел случившееся ни тем, ни другим.
– Любойаристократ не станет сдирать кожу с убитого и расчленять труп, Улькра. Не только вино оказалось повинно в том кошмарном поступке. Принц был безумен, и все мы это знаем. – И когда король и его приближенные позволили себя уговорить – последовали призывы к верности, соблюдению приличий и защите репутации высочайшего дома (о необходимости позаботиться о душе принца никто и не вспомнил), – скандал оказался замят.
Ожидалось, что Болесо вернется ко двору еще через полгода, должным образом раскаявшийся или по крайней мере притворяющийся таковым. Но Фара прервала свое путешествие из земель своего супруга, графа-выборщика, к постели занедужившего отца, чтобы навестить брата, и тут-то ее хорошенькая, как предположил Ингри, фрейлина попалась на глаза скучающему принцу. Каких только сплетен не гуляло в свите принцессы, прибывшей в Истхом незадолго до того, как до столицы дошли трагические новости, – про несчастную девушку говорили, и что она пожертвовала добродетелью из страха перед неукротимым вожделением принца, и что она расчетливо воспользовалась возможностью удовлетворить свои амбиции.
