В его записках впервые упоминается об известной и неоднократно описываемой афере Догрумовой, которая в конечном счете привела к полному разрыву между королем и Чарторыскими и Потоцкими. Князь излагает это довольно подробно «В Гродно я хотел пригласить короля к себе на обед. Но его доверенный, генерал Комажевский, заявил мне, что король ни в коем случае не может обедать вне дома. На мои настояния он конфиденциально сообщил мне, что к этому имеются серьезные основания, ибо, как сообщила некая Догрумова, князь Адам Чарторыский намеревается отравить короля. Я превратил всю эту историю в шутку и все же добился, что король обедал у меня, он и с ним еще триста человек. Больше я об этой забавной истории и не вспоминал. Но по возвращении в Варшаву я как-то очутился в театре рядом с королевской ложей, генерал Комажевский зашел ко мне и сказал, что хочет поговорить. Мы прошли в прилегающий к ложе кабинет, и он рассказал мне, что Станислав Потоцкий с пистолетом в руке арестовал на улице королевского камердинера Рикса, обвиняя его в том, что он является главой заговорщиков, намеревающихся отравить князя Адама. Основывалось это на инсинуациях все той же самой Догрумовой.
Заговор этот вызвал много шума и публичного беспокойства. Я предложил королю, чтобы он написал пояснительную записочку своей кузине, теще Потоцкого, жене маршала Любомирского. Но король сказал, что не может компрометировать маршала Мнишека, которого он уже послал к княгине с официальным заявлением, что он желает, чтобы дело это было выяснено, тщательно рассмотрено и виновные со всей строгостью наказаны. Маршал Мнишек застал у княгини русского посланника Штакельберга, который был причастен к началу этой несерьезной войны. Весьма вероятно, что Штакельберг сам был движущим механизмом этой истории, поскольку российский двор постоянно упрекал его в том, что он не поддерживает и не углубляет противоречий между политическими группировками в Польше. Желая себя реабилитировать, он и заварил и, скорее всего, усиленно раздувал эту нелепую историю, которая завершилась уничтожением Польши. Догрумову судили и приговорили к пожизненному заключению. Потоцкие были страшно уязвлены».
В числе многих зрелищных действий, скрашивающих гродненскую сессию сейма, был и варшавский театр Войцеха Богуславского. Князь Станислав, вынесший склонность к театру еще из школы театинцев, завязал с Богуславским близкое знакомство и во время пребывания в Гродно дарил его особой симпатией. Спустя два месяца из-за этого даже произошла громкая история, очень повредившая князю в глазах биографов Станиславской эпохи. Послушаем, что пишет об этом в своих записках сам «отец польского театра» Войцех Богуславский.
