Из Беловежи огромная кавалькада карет и всадников под эскортом эскадрона личной королевской гвардии медленно двинулась в Гродно. Путешествие было задумано как манифестация народной консолидации, и ей намеренно придавался символический характер братания Польши с Литвой. По дороге много раз останавливались у литовских магнатов. Дольше всего веселились в Несвеже, где произошло торжественное примирение короля с Радзивиллом. Виленский воевода принял презираемого им «литовского стольника» с истинно королевской пышностью, но из-за этого великолепного приема Понятовским пришлось выслушать от гостеприимного хозяина столько скрытых шпилек и дерзких выпадов, что, пожалуй, даже веселому экс-подкоморию было немного не по себе.
Из Несвежа отправились прямо в Гродно. В своих воспоминаниях князь Станислав уделяет гродненским делам довольно много места. «Гродненский сейм, – вспоминает он прочувствованно, – был, возможно, последним в Европе проявлением истинно народного величия без ложной мишуры и пускания пыли в глаза». Одна резиденция князя с окрестностями занимала пространство немногим меньше территории целого имперского Бурга. Были там театры, залы для маскарадов и еды, в которых могли пировать по семьсот человек. Имелся зимний сад с тремя климатическими поясами. «Какой контраст с судьбами государства! – задумчиво восклицает автор записок, но тут же возвращается к прерванному перечню: – Подобные резиденции были и у других литовских магнатов, и два месяца прошли очень мило, так что сейм не проявлял ни малейшего основания быть недовольным». Это беззаботное описание гродненского сейма не очень-то хорошо характеризует князя Станислава ни как государственного деятеля, ни как патриота. Потому что достаточно обратиться к любому патриотическому описанию обстановки того времени, хотя бы к популярным запискам Юлиана Урсына Немцевича, чтобы убедиться, что этот столь восхваляемый князем сейм был при всем великолепии внешних реквизитов зрелищем довольно постыдным, сеймом абсолютного бессилия. Он не решил ни одного важного вопроса, поскольку этого не допустили послы разделивших Польшу стран. Все происходившее там вместе с содержанием зачитанных министерских отчетов складывается в мрачную картину чрезвычайно далеко зашедшего ограничения политической суверенности, при полнейшем обнищании казны и административном развале. Но от князя-подскарбия, при всех его достоинствах и остроте зрения, трудно требовать патриотической объективности Немцевича. Его мнение о гродненском сейме было мнением правящего министра и члена королевской семьи. Сейм не давал ни малейшего повода для недовольства, потому что, пока он длился, не произошло ни одного неприятного для правительства скандала. Сейм был хороший, потому что он утвердил уплату королевских долгов, избавив трон и королевскую семью от публичного скандала, вызванного банкротством Пресловутая родственная солидарность Понятовских начинает брать верх над личными достоинствами князя. В свое время он дорого за это заплатит.
