Он тоже изменился. Теперь в нем ничего не было от человека, загнанного жизнью в угол. Он был красив красотой человека блуждавшего, и нашедшего и прошедшего все испытания. Он был красив красотой, пробуждающей мысль и возбуждающей сердце обывателя, истосковавшегося по рельефной жизни. Он был похож на Иисуса, по свидетельствам очевидцев внешне неприглядного, но, тем не менее, наполненного всем тем, к чему стремиться человеческая душа.
Обернувшись, я посмотрел на Любу, на младшего лейтенанта Витю. Красота Христа, объявшего собой людей, и взявшего от них и красоту, и неприглядность, и ум, и простодушие, и знание, и незнание, и расположившего их в прекрасном человечностью ансамбле, обитала и на их лицах.
– Вы опасны, чрезвычайно опасны... – проговорил Николай Сергеевич, блуждая взглядом по нашим лицам. – Выведи вас отсюда, нас всех посадят на колья. Придется вас здесь перестрелять.
– Вас?! – всколыхнулся я?
– Ну да... Ты же сказал, что вы есть одно и тоже?
– Не беспокойся за меня, милый... Ведь мы не умрем? – Софья Павловна ничуть не испугалась.
– Мы не можем умереть... Но ты... Я не хочу, чтобы ты мучалась...
– Я буду мучаться, если останусь без вас.
– Но...
– Что но?
– Ну, мужчина на кресте – это одно, а женщина – совсем другое.
Софья Павловна повернула встревожившееся лицо к Николаю Сергеевичу.
– Соня, не напрягайся, – кривясь, махнул рукой тот. – На крест пойдут только эти двое.
– Почему?!
– Да потому что всех вас не распнешь... Если он за секунду тебя окучил, представляю, сколько их по свету теперь ходит.
– Сорок сороков, – соврал Павел глухо.
– Вот видишь, – задержал взгляд Николай Сергеевич на прекрасном лице Софьи Павловны. – И потому я тебя при себе оставлю и постараюсь изучить в корыстных целях.
– Ты же сам только что говорил, что не сможешь нас использовать, – зевнул Павел.
– Да, денег с вами не сделаешь, – тяжело посмотрел Николай Сергеевич. – Но использовать можно – всегда использовали. И до распятия Христова, и после. Всегда использовали, и всегда кончали в вас ради удовольствия, и я кончу.
Павел, махнул рукой и сказал, указав на меня подбородком:
– Ты у него спроси, как кончишь. Он будущее насквозь до скончания веков видит.
– Ну и чем я кончу? – усмехнулся Николай Сергеевич, обернувшись ко мне.
– Не чем, а на чем. На осине вы кончите, уважаемый, на осине самолично удавитесь.
Николай Сергеевич механически тронул горло. Судя по выражению его лица, предсказанный исход событий не казался ему невероятным.
