– В ней слишком много пустынного места. У нас на втором этаже есть кое-что поуютнее.
И скоро мы оказались в... в храме общественного питания. Более уютной столовой мне видеть не приходилось. Собственно, это была не столовая, а небольшая харчевня, чем-то похожая на живописные деревенские харчевни Восточной Европы. Крепкий деревянный стол на десятерых, тяжелые стулья-кресла, обшитые темным деревом стены и даже подвесной потолок с подвешенными к нему керамическими светильниками. На стенах висело несколько картин, очень плохих, но здорово, под старину, закопченных. Одна стена была "морской" На ней висели румпель, литография картины Айвазавского "Девятый вал" и барометр-анероид из кабинета начальника шахты. Вторая стена (с окном выходящим на тайгу) была деревенской. Справа к ней прилегала настоящая, но очень узкая русская печь с полатями, в центре размещались Шишкинские медведи, а слева на гвоздике висела пара лаптей, натуральных и даже чуть стоптанных, в углу стояла лавка с двумя наполненными водой деревянными ведрами. Третья стена была... больничной. В самом ее центре была прибита смирительная рубашка, по бокам которой висели на крючках белоснежные больничные халаты; справа, рядом с лавкой предыдущего натюрморта располагалась застеленная больничная кровать. Истощенная подушка с наволочкой, проштампованной черной краской, тонкое серое байковое одеяло, одетое в расползшийся дырами пододеяльник, под кроватью – белая металлическая утка с длиннющим хоботком... И освещение... Эта стена была освещена, или вернее затенена таким образом, что не бросалась в глаза... Ее бы вроде и не было, она просто присутствовала... А четвертая стена была кухонной. На ней висела или стояла на полках всяческая посуда – деревянная, керамическая и даже из тонкого мейсенского фарфора. Посереди стены открывалась небольшая деревянная дверь. Из нее доносились живописные запахи борща и жареного мяса.
– А вы неплохо устроились! – сказал я, обернувшись к стоявшим сзади жителям шахты.
– А что? – усмехнулся Шура. – Мы для себя живем... А если ты это насчет запахов, то я раз в месяц кабана или изюбря заваливаю. Тридцать Пятый рыбу ловит... А у Инессы – огород, коровы с курицами, кролики есть.
Слушая его, я заметил, что он держит в руке только что снятый пиджак. Накладное плечо пиджака было простреляно. Из дырки торчал клочок серой ваты. "Кто-то палец в пробоину просовывал, – подумал я. И когда вытаскивал, вату зацепил..."
