А борцы все так же стояли, обнявшись крепче двух друзей. Ни один не мог поймать противника на ошибке. Они были, пожалуй, равны по силам. Фархольт на целую голову выше ростом, с более длинными, чем у Гиялориса, руками; Гиялорис намного тяжелее противника и шире его в плечах и груди. Минута шла за минутой, но, несмотря на все мощные, но практически незаметные со стороны усилия, ни один из них не мог заставить соперника коснуться земли. Оба непроизвольно издавали громкое хриплое рычание. Мышцы на их руках и спинах напряглись так, что выпирали неестественными горбами, словно готовые вот-вот прорвать кожу. Пот ручьями стекал по блестящим от жира телам. Вот Гиялорис, казалось, заставил Фархольта покачнуться, но тот устоял, удержался на ногах, и теперь уже тело Гиялориса слегка отклонилось в сторону под напором Фархольта…
Соперники по-прежнему неподвижно стояли в обоюдном захвате. В толпе зрителей усиливался ропот. Чуть ли не все, кто находился в привилегированных ложах, поднялись на ноги и выкрикивали имя кого-либо из борцов. Престимион бросил взгляд в сторону ложи короналя и увидел, что и принц Корсибар стоит, не отводя взгляда от противников, и громко выкрикивает: «Фархольт! Фархольт!», а затем поймал себя на том, что и сам кричит во весь голос, поддерживая Гиялориса.
— Смотрите, — подтолкнул его Септах Мелайн, — похоже, Фархольт сдвинул его.
И действительно, Фархольт сумел-таки оторвать одну ногу Гиялориса от земли. Взгляд его стал совершенно диким, на побуревшем лбу набухли вены, но он продолжал напрягаться изо всех сил, чтобы полностью лишить противника опоры. Престимион увидел, что лицо Гиялориса внезапно побледнело, по контрасту с красно-коричневым Фархольтом он казался совершенно белым, и густые бакенбарды яркими коричневыми полосами выделялись на бескровных щеках.
На мгновение всем показалось, что Фархольт сможет оторвать Гиялориса от земли и, как вырванное с корнями дерево, швырнуть его на площадку.
Но в тот самый миг, когда левая нога Гиялориса уже готова была оторваться от земли, он молниеносным движением повернул ту, что уже утратила опору, и с такой силой подсек Фархольта под голень, что нога согнулась в колене и Фархольт потерял равновесие. Теперь уже ему грозила опасность падения. В отчаянных поисках опоры он засунул пальцы правой руки в раскрытый рот Гиялориса и резко дернул его за нижнюю челюсть. Рука сразу же окрасилась кровью, но чья это была кровь — Гиялориса или самого Фархольта — не мог бы сказать ни один из зрителей.
