Свет мой, зеркальце, скажи | страница 7



- Вы верно полагаете. Об оружии я ничего не знаю.

- Вы лжете, Пит!

- Клянусь вам...

- Не клянитесь. Вы знаете, как вас уважает Николас. У него будет разбито сердце, если он узнает, что его отец пытался лгать, чтобы выбраться из трудного положения.

Револьвер - шестизарядный "Смит энт Вессон", утяжеленный К-38, с полным боекомплектом весивший 1180 грамм и несколько отрезвивший Ника после его первой стрельбы по мишени. Крепкому пятнадцатилетнему парню все же не хватало сил в руках, чтобы удержать подобный вес. А отдача была слишком резка для него. С таким весом и отдачей он посылал пули либо над, либо под "яблочко".

Тогда я купил ему "Смит энт Вессон" 22/32 для тира, револьвер 22 калибра, весящий всего лишь 750 грамм с полным барабаном. Просто невероятно, что он вытворял с этой штукой. Вандерлих, служитель в тире, как-то несколько недель назад сказал ему:

- Будь мы в Додж Сити во времена доброго старого Дикого Запада, я предпочел бы противостоять твоему отцу с его К-38, чем тебе с твоей пукалкой. И я говорю это не для того, чтобы приуменьшить способности твоего отца.

Я представил Ника на пороге ванной комнаты перед этой женщиной в черном нижнем белье с моим револьвером в руке. Он направляет оружие, поднимая его прямо перед собой, несколько выше лба, а ля Вандерлих, хладнокровно наводя на цель. Женщина падает на колени, умоляюще воздевает сложенные руки. Указательный палец Ника нажимает на курок...

Дальнейшего не последовало. Я не могу, или не хочу, представить выстрел, отдачу, пороховую гарь.

Но ни у кого, кроме Ника и меня, нет ключей от моей квартиры. Никто другой не мог впустить эту женщину и убить её. Никто больше не знает, где спрятано оружие: под свитерами в нижнем ящике комода. Никто в мире, кроме Ника и меня.

Но ведь невозможно, чтобы он был виновником этого ужаса.

В конечном счете наш парень столь прямолинеен и последователен, что даже друзья над ним подтрунивают. Естественно, уважительно. Он несколько выше их, более широк в кости и абсолютно уверен в себе. Что больше всего их впечатляет, как я часто замечал, так это его способность не терять хладнокровия. Когда их голоса переходят на крик, его голос становится тише, заставляя прислушаться. И если возникает потасовка, они знают, что в боксе, так же как и в карате, или чем то другом, он способен разделать их под орех, и причем с милой улыбкой на лице.

И он всегда откровенен со мной. Чист, как золото. Никогда не возникает нужды загонять его в угол, чтобы добиться ответа на вопрос. Я уже не помню даже, когда он спросил меня: