– Возможно, что уже в этом году, ежели братья обучат его воинским искусствам и приглядят за ним первое время, – отозвалась Моргауза – и тут же воскликнула:
– Нет! Ты, Гарет, никуда не пойдешь! – и попыталась ухватить пухлого шестилетнего малыша, но тот ловко увернулся. – Гахерис! А ну, приведи его назад!
Артур со смехом развел руками.
– Не тревожься, тетя, – мальчишек так и тянет в конюшни, точно блох к собакам! Мне рассказывали, как сам я прокатился на отцовском жеребце, когда мне еще и шести не исполнилось! Сам я ничего такого не помню; это случилось незадолго до того, как меня отправили на воспитание к Экторию, – проговорил он, и Моргейна вдруг похолодела, вспомнив прошлое: светловолосый мальчуган лежит неподвижно, точно мертвый, и в чаше с водой промелькнула чья-то тень… нет, все исчезло.
– Как твоя лодыжка, сестрица? – заботливо осведомилась Гвенвифар. – Вот, обопрись на меня…
– Гавейн за ним присмотрит, – небрежно заверил Артур. – Сдается мне, лучшего наставника для молодых рыцарей и конников и желать нельзя.
– Лучше даже, чем лорд Ланселет? – осведомилась Гвенвифар.
«Она только и ищет повода, чтобы произнести его имя, – подумала про себя Моргейна. – Но это меня он желал совсем недавно, а нынче ночью будет уже поздно… лучше уж так, чем разбить сердце Артуру. Если понадобится, я скажу Гвенвифар все как есть».
– Ланселет? – повторил Артур. – Он – лучший из наших всадников, хотя, на мой вкус, слишком уж бесшабашен. Вся молодежь, разумеется, от него без ума – гляньте-ка, даже твой малыш Гарет, тетя, бегает за ним по пятам, точно щенок, – ради доброго слова из его уст они на что угодно пойдут. Вот только в сравнении с Гавейном наставник он никудышный; бахвал ужасный, и пыль в глаза пускать любит. А Гавейн работает с молодыми неспешно, уверенно, от простого к сложному, шаг за шагом, чтобы никто по неосторожности не пострадал… Гавейн – мой лучший учитель воинских искусств. О, гляньте-ка, а вот и Ланселет верхом на жеребце, которого для меня объезжает… – И Артур внезапно расхохотался от души.
– Вот дьяволенок! – в сердцах выпалила Игрейна.
Ибо Гарет, точно мартышка, уцепился за кожаное стремя, да так и повис. Ланселет со смехом подхватил мальчишку, усадил перед собою и, пустив коня в галоп, во весь опор понесся вверх по склону холма к навесу, откуда наблюдала за состязаниями королевская родня. Конь мчался, сломя голову, прямо на сидящих, так что даже Артур непроизвольно охнул, а Игрейна, побледнев как полотно, отступила назад. В последний момент Ланселет сдержал скакуна, поднял его на дыбы и развернул кругом.
