Еврем (смеется, доволен). Дисциплина, да?
Секулич. Они говорят: «Секулич служит всякой партии». А что тут плохого? Я человек военный. Меня и воспитали по-военному. До сих пор служил в одной части, а теперь перехожу в другую. Не спрашиваю, кто приказал, кто главный! Мое дело: «Слушаюсь!»
Еврем. Да, да! Так ты говоришь, все уже подготовлено?
Секулич. Что подготовлено?
Еврем. Да это, для выборов. Все подготовили, да?
Секулич. А чего готовить? Все вот здесь – в моем кармане. Это, брат, не твоя забота, это забота моя. (Достает из кармана какую-то бумагу.) Вот видишь – все тут, всех выписал: и тех, на которых протоколы составлены, и тех, на кого еще не успел составить, всех, всех. А потом записал все разрешения, все запрещения, все описи имущества и всякие такие вещи. Всех их, голубчиков, притяну! Всем пошлю повесточки. Явитесь, мол, и три красные черты,[6] понял? А когда они явятся, я им скажу: «Ну что, голубчики мои, знаете, какой за вами грех, а? А за кого это вы, голубчики мои, думаете голосовать? За господина Еврема Прокича, а?»
Еврем (доволен). Хе, хе… официальная агитация?
Секулич. Такое, брат, наше дело! Всяк в своем Деле мастер. Как ты думаешь, зачем я здесь, зачем мне король дал приказ? Затем, чтоб направлять народ по правильному пути! Ты читал когда-нибудь приказ в официальных газетах?
Еврем. Читал!
Секулич. «Милостью божьей и волей народной Секулича, писаря такого-то и такого-то округа, в интересах службы перевести в такой-то и такой-то округ». А что значит «в интересах службы»?
Еврем. Значит… Ну это… «милостью божьей»…
Секулич. Вот именно. «Милостью божьей» выдвигаем мы тебя, Секулич, в начальники и доверяем тебе народ такого-то округа, а ты направь его на путь истинный, ну и припугни немножко».
Еврем. Да, да, припугнуть обязательно нужно… А вот я хотел у тебя спросить, будет ли учинено какое-нибудь насилие над здешней оппозицией?…
Секулич. Это, брат, не насилие, а просто так: он противится властям, а я, опираясь на закон, призываю его к порядку. Вот и все! Какое же тут насилие?
Еврем (думает). А газеты? Разве они не поднимут об этом шум?
Секулич. Чудак ты человек! Официальное опровержение – и делу конец. Как ты думаешь, для чего бог придумал официальное опровержение? Вот для этого и придумал. А потом, брат, я так все устрою, что любое насилие покажется добрым делом. Скажем, позову мясника, знаешь, того, который поставляет мясо в окружную больницу. Позову его и совсем ласково скажу ему: «А знаешь ли ты, брат, что за тобой семь смертных грехов? Мясо-то ты поставляешь в больницу тухлое, а? И все акты об этих твоих грехах вот тут, в моем ящике! Вообще-то это, конечно, не бог весть какие грехи, потому как больным все равно, какое мясо есть, у них желудки и без того попорчены, но закон есть закон. И по закону я могу посадить тебя в каталажку, если захочу; а если не захочу – не посажу. Вот как подведу тебя под параграф о мерах пресечения да добавлю еще – согласно распоряжению о контроле, так ты голубчик мой…».
