– Ну конечно, любимый… Венсан! Замолчи! Я ведь говорила тебе, что папа устал. Иди в свою комнату.
Венсан топнул ногой, издал несколько пронзительных воплей, но в конце концов подчинился. Лжеребенок исчез. Куда? Что там, за дверью? Настоящая комната? Или пещера с медведем? Поль взглянул на призрак в образе Изабеллы, который подкладывал ему под голову подушку. На миг он испугался, что она может превратиться в кроманьонку с дубиной в руке.
Но нет, Изабелла направилась в кухню. Он услышал ее голос, временами заглушаемый шумом льющейся из крана воды:
– Как я раньше об этом не подумала? Хороший кофе –вот что тебе нужно. Хочешь?
– Будь так добра…
Полю было трудно выговаривать слова. Голос прозвучал глухо, безжизненно.
– Что ты говоришь?
– Будь так добра! – прокричал Поль. Последнее слово продребезжало, словно оно было из фарфора и вдруг треснуло.
– Отлично. Я тоже выпью.
Из другой комнаты доносились пронзительные крики. Может быть, лжемедведь пожирал лжеребенка? Но крики перешли в песенку. Там все шло нормально.
Изабелла вернулась с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей, ложками на подносе, который поставила на столик. Она села в кресло подле дивана. Поль вдруг понял, что у него нет никакой причины валяться. Он сел.
– Тебе лучше? – спросила Изабелла.
– Да вроде бы…
Не мог же он сказать ей: «Пока я буду слышать из-за двери комнаты голос ребенка, появившегося из небытия, пока ты будешь делать вид, что он наш, лучше мне не будет». Но, может быть, он неправильно оценивает происходящее? Он не может говорить с Изабеллой искренне, если только имеет дело с ней, а не с подделкой под нее. Но если она – плод его воображения, то это было бы равносильно спору с самим собой, не более того. И, несомненно, так оно и есть – ведь, что ни говори, ему доподлинно известно, что ребенка у них нет! Поль выпил глоток кофе и выпалил одним духом:
– Мне лучше, потому что теперь я уверен, что ты в это время в лаборатории вместе с остальной нашей командой, что в этой комнате нет никакого ребенка и что я сейчас наедине со своим бредом в этой незнакомой квартире.
Глаза Изабеллы расширились от ужаса.
– Господи! Ты еще болен!
Поль взвесил этот ответ.
Это единственный ответ для призрака, поскольку этот призрак – просто рупор его, Поля, бреда.
Но, с другой стороны, будь Изабелла настоящей, она отнеслась бы к его словам как к симптому бреда… И ответ мог бы быть точно таким же.
К счастью или к несчастью, но настоящей она быть не может.
