Николай не заметил, как подошел к облюбованной хате. Она стояла в глубине, как бы оттиснутая из общего порядка, за ровным забором палисадника с торчащими стеблями прошлогодней мальвы и георгинов.
Скрипнув калиткой, Николай вошел во двор. Навстречу поднялся рослый щенок в клочьях свалявшейся весенней шерсти. Пахло теплым навозом и талым снегом. От угла хлева тянулся густой частокол с настежь распахнутыми жердяными воротцами в сад. На дорожке копошились пестрые куры, разгребая клок оброненного сена. В глубине сада темнели низкий сруб омшаника и несколько выставленных на снег колод-ульев.
Старик в ватнике и светло-сером кроличьем треухе с поднятыми болтающимися ушами деревянными вилами выгребал из омшаника мусор.
Николай поздоровался. Протянул пачку немецких сигарет:
– Закурим, папаша…
– Не балуюсь, – хмуро отказался старик, – мы тут с пчелами… Хошь, подыми вон в сторонке.
Продолжая выгребать из омшаника, словно это было самое срочное для него дело, старик повернулся спиной к Николаю. Послушав, как в омшанике гудят встревоженные пчелы, Николай отошел к сложенным под сухой яблоней бревнам. Перед ним стояли пустые, местами расколотые и прикрытые широкими кусками древесной коры колоды. Он вспомнил улей своего покойного дядьки, известного в области агронома-мичуринца, у которого гостил на каникулах. Улей был особенный, сделанный по специальному заказу, из стекла. Все пчелиное хозяйство, вся их жизнь была видна в этом улье. И стоял улей не в саду, а в доме. В комнате с двумя всегда открытыми окнами, смотревшими на луг, покато спускавшийся к реке Птичь.
Пчелы свободно вылетали за взятком и возвращались в дом, наполняя комнату знойным солнечным жужжанием и тонким ароматом полевых цветов.
Приходя с работы, Колин дядька уходил к пчелам отдыхать, успокаиваться. Часами задумчиво просиживал у стеклянной стенки улья. Иногда звал Николая.
– Погляди, как сегодня трудяги матку обхаживают… Ни споров, ни разногласий. Каждый старается свое дело сделать. Поперек другого не лезет и себе куска побольше не тянет… Учиться надо.
Николай наблюдал жизнь маленького государства разумных, трудолюбивых существ. Их неутомимую суету, в которой не сразу можно понять и строгую согласованность и отсутствие лишних, не рабочих движений. Каплю за каплей сносили пчелы в общие кладовые драгоценный нектар земного цветения, кормя прожорливых трутней, оберегая царицу-мать, заботливо возводя колыбели потомству.
Однажды, под вечер, потемневшее за Птичью небо раскололось косой огненной трещиной. Всполыхнуло над лесом. Испуганно прижались к земле луговые цветы и травы, по их спинам пробежал не по времени холодный ветер. Через минуту ударило над крышей и по жести дружно рассыпались крупные, тугие горошины града. Зазвенев по стеклу, градины влетели в окно, покатились по крашеному полу. В комнату вбежала Колина тетка, на ходу вытирая передником мокрые руки, крикнула:
