– Ее сын был настоящий придурок, – говорила Элиза. – Он спал с ружьем под кроватью и думал, что может переспать с любой из нас. Болван! Когда Ширли впервые повела меня на работу, она говорила: «Вперед, ты можешь это сделать». Я стояла на Бейсуотер-роуд в школьной форме. «Не волнуйся, просто спроси у них, не нужна ли им девочка», – сказала она. Я не хотела разочаровывать Ширли. Я знала, что она рассердится.
В следующий раз, когда она вывела меня, я кое-что сделала руками, но не смогла заняться сексом. Не знаю почему. Привыкала три месяца. Я выросла из формы, но Ширли сказала, что мои ножки в ней хорошо смотрятся. Я была ее «золотым горшком».
Элиза не называла клиентами мужчин, с которыми спала. Ей было противно предполагать, что они незаконно тратят деньги. Она была честной. И не относилась к ним с презрением, хотя многие из них изменяли женам, невестам и подругам. Это был просто бизнес, нехитрая коммерческая операция: ей было что продать, а они хотели купить.
Проходили месяцы, и Элиза стала менее чувствительной. Теперь у нее была новая семья. Но однажды сутенер-конкурент забрал ее с улицы. Он сказал, что она нужна ему для одноразовой работы, а потом запер ее в подвале дома, а сам стоял в дверях и собирал деньги с очереди желающих. Поток мужчин с разным цветом кожи тек по ее телу и проникал внутрь.
– Они называли меня «маленькой секс-игрушкой», – сказала она, загасив очередную сигарету.
– И вот ты здесь.
– И никто не знает, что со мной делать.
– А что ты хочешь делать?
– Хочу, чтобы меня оставили в покое.
Главный закон Национальной службы здравоохранения гласит, что сухое дерево не тонет. Это часть нашей культуры. Если кто-то некомпетентен или труден в общении, его скорее продвинут по службе, нежели уволят.
Дежурный надзиратель в морге Вестминстера – лысый толстячок с отвисшей челюстью. Он мгновенно проникается ко мне неприязнью.
– Кто велел вам сюда прийти?
– Я должен встретиться с инспектором Руизом.
– Меня не предупреждали. Никто не назначал никаких встреч.
– Я могу его здесь подождать?
– Нет. Только родственникам покойного разрешается находиться в комнате ожидания.
– А где можно подождать?
– На улице.
Я чувствую кисловатый запах, исходящий от него, и замечаю пятна у него под мышками. Возможно, он проработал всю ночь и теперь остался сверхурочно. Он устал и раздражен. Обычно я испытываю в отношении работающих посменно такое же чувство, как к одиноким людям и толстым девочкам, которых никогда не приглашают танцевать. Паршивая это, должно быть, работа – надзирать за мертвецами.
