– А разве туда не вселится ее брат?
– Сомневаюсь, что он горит желанием карабкаться по лестнице. Эти дома довольно маленькие, зато трехэтажные.
Калли не позволяла себе предаваться фантазиям.
– Что толку мечтать об этом доме? Все равно он мне не по карману.
– Ты не можешь об этом судить, не зная цены.
Взгляд у Хизер был решительный и слегка безумный – Калли помнила его еще со школьных дней. Он всегда сигнализировал о том, что подруга увлеклась решением чьей-либо проблемы.
– Знаешь что, я сама спрошу. В конце концов, я знаю брата. Надо посмотреть, здесь ли он.
– Хизер, он хоронит сестру. Нельзя досаждать человеку в такой день.
– Тебе когда-нибудь приходило в голову, что шанс упускать нельзя? Мы не спросим – спросят другие. Давай, не будь размазней.
– Не могу, это же похороны. Так нельзя.
– Слушай, я просто выражу ему соболезнования и спрошу, собирается ли он въезжать в ее дом, а ты подожди здесь.
Как всегда, Хизер была заводилой. Так уж повелось с тех пор, как им исполнилось одиннадцать и девять. Когда Хизер обвинили в том, что она таскает безделушки из шкафа, Калли взяла вину на себя и так никому и не призналась. Пока Хизер перебегала через трассу и прогуливалась по железнодорожным путям, Калли покорно топталась у обочины или плелась рядом с путями, поджав губы и опустив глаза. Дьявольски изворотливая, Хизер играла со старшими мальчиками в ужасные игры, а Калли, обладавшая ангельским сердцем, была до невозможности правдива. Мужчины и деньги развели их в разные стороны, но, возможно, настало время снова стать подругами.
Калли сидела на кухне и ждала. В доме было невероятно тихо. Подойдя к окну, она увидела, что на улице никого нет, кроме мужчины и женщины из похоронного бюро, – спокойные и неподвижные, одетые в аккуратные черные костюмы и цилиндры с лентами, они походили на шахматные фигуры. Они повидали тысячу похорон, и в их старательной меланхолии, столь не соответствующей современному городу, ощущалась какая-то старомодная грация.
Было невероятно тихо и спокойно. Даже хмурые облака над крышами, казалось, остановили свой бег. Неужели все это меньше чем в трех милях от Пикадилли-Серкус? Сквозь забрызганное дождем стекло Калли видела башню «Бритиш-Телекома», хотя ее верхушка спряталась за тучей. Трудно себе представить, что еще уцелели такие вот послевоенные уголки, как этот. Темные домики. Тихие прохладные комнаты. Тикающие часы. Оседающая пыль. Полированная мебель. Время, повернутое вспять, к скуке детства. Дома хороши, но не лишены некоторой назойливости, словно бы им не терпелось предъявить миру какое-то полузабытое воспоминание. Здесь было что-то успокаивающее, но чувствовалось, что оно должно быть предано забвению: преходящий парадокс, доказывающий только одно: пути назад нет.
