– Конечно, увидит. Она его и купила.
– Что, она позволяет об себя ноги вытирать?
– Прости, не понял? Руфус кивнул на менору.
– Эта хреновина означает, что ты следуешь заповедям. Но ты живешь с сучкой и прелюбодействуешь.
– Библия была написана тысячи лет назад, – возразил Айра. – Жизнь меняется. Я храню верность ее духу.
– Мне это нравится, – засмеялся Руфус. – «Отлично, офицер. Я куплю у ниггера кило порошочка, но все законно – по духу».
– Послушай. Я работаю в шаббат, но это ради клиентов. Я не убиваю. Я спасаю клиентов от гибели и защищаю от лжесвидетельств. Я не прелюбодействую – именно так, потому что мы оба не состоим в браке. Я не краду. И все знают, как я почитаю мать.
– А как насчет «глаз за глаз, зуб за зуб, жизнь за жизнь»? А?
Хотел бы я услышать прямой ответ – после всего, что случилось с Розой и остальными. Но Айра отвертелся:
– Это не заповедь. В любом случае это понимают неверно. Этот закон обуздывал варварство – в те времена можно было жизни лишиться за кражу цыпленка. – Он наконец заткнулся, но потом все же не удержался: – Откуда ты столько о Библии знаешь?
– Воскресная школа. Меня мать водила десять лет. Но ты вот что мне скажи – а как насчет глаз положить – в смысле, не возжелай жены соседа своего? Это же заповедь.
– А при чем тут?
– Кончай, Айра, кому ты мозги пудришь? Сучка приходит, и ты на нее пялишься, как повитуха на младенца.
– Элизабет? – Айра пожал плечами. – Конечно, она привлекательная женщина. Я же не араб, чтоб глаза себе выкалывать.
– Блин, вот же кретины – закрывать шмотьем единственную штуку на нашем зеленом шарике, которую стоит видеть. – Руфус закатил глаза к потолку и покачал головой. – Я хотел тебя спросить, бледнорожий, кому ж тогда весь этот порошок, если не собираешься блондинку заправить? Что-то не верится мне, что этот ошметок теста помешает тебе трахнуть его бабу.
Айра дернулся.
– Они же мои друзья. Этому тебя тоже в воскресной школе научили?
Руфус захрустел пальцами.
– Хотел бы я знать, почему вы, евреи, учитесь в дорогих университетах, а выходите оттуда и даже дерьмо по запаху не узнаете? – Он распахнул пальто. На воротничке черной шелковой рубахи металлической нитью было вышито имя.
– Та самая рубашка, – прошипел Бисмарк. – Мой братец, едва родился, тут же на нее вскарабкался и прочитал эту чертову надпись изнутри. Получилось «Суфур».
Руфус достал из кармана серебряную фляжку и глотнул.
– Хочешь тратиться на куриные потроха – валяй. Хочешь всю жизнь прожить с одной сучкой – хорошенькой сучкой, только мяса многовато, – и упустить эту хитрожопую беленькую киску – валяй. Но я тебе не верю. Блин, будь я тобой, я бы знал, что моя старуха никуда от меня не денется, сечешь? Да кого она лучше меня найдет? Я бы понимал, что старый блондин, бочонок пузатый, тоже никуда не денется, и я не получу разведенную беленькую киску, которая меня донимает, сечешь? Так что никаких проблем. Я бы взял, что причитается и мне, и ему. Я бы купил порошка побольше, чтоб окучить беленькую киску, и – опа! – я на коне. Ниггеру с плантаций адвокатский диплом ни к чему, ниггер и так любой сучке ляжки раздвинет, как жареные окорочка, и разложит ее на тарелочке, как перезрелый арбуз. В натуре, будь я даже пушером каким из гетто, вставил бы ей как нечего делать. Я видел, она на меня пялилась…
