Мои глаза сфокусировались на сплетенных волосатых конечностях Руфи и Айры. Она все пыталась реанимировать его член. Какое отношение имеет эта шарада к сексу? Кому какое дело до денег в кухонном шкафчике?
Я расправил крылья. Либресса наслаждалась пиром феромонов. Я чувствовал, как бьется ее сердце на моей спине. Вскоре мы сцепились идеально. Я добрался до ее уютно спрятанных гениталий своим сперматофором, своим эротическим якорем, что гарантирует нам: случившееся ниже не повторится здесь. Выскользнуть! Разве можно придумать более изощренное проклятие для человеческого рода?
Сцепившись гениталиями, мы развернулись так, чтобы смотреть в разные стороны. Я не хотел, чтобы мое лицо отвлекало ее от наслаждения, и настаивал, чтобы мне дали наслаждаться одному. Струящийся из дыхалец воздух разжигал нашу страсть.
Айра и Руфь совсем затихли.
– Я кончил, Руфь! О, господи! Я кончил!
Если бы Либресса и я оказались лицом к лицу, стали бы мы издавать такие звуки?
Мой твердый фаллос вошел во чрево Либрессы уверенно, целиком. Телеология. Я не смог бы сделать это иначе, даже если бы захотел.
Нет ничего чудеснее, чем сидеть абсолютно неподвижно, зная, что химия сработает безукоризненно и доставит тебе безграничное удовольствие. С блаженным содроганием я выбросил в Либрессу сперматофор, аккуратную капсулу ДНК. Тепло струилось от меня. Я был умиротворен.
– Это было прекрасно, – промурлыкала Руфь. – Только нужно придумать, как оставаться вместе до самого конца. А то очень грязно.
Как хорошо, что не нужно разговаривать теперь, когда вожделение прошло. Ни вранья, ни преувеличений, ни обещаний.
– Почему люди все усложняют? – спросил я. – Потому что сексуально беспомощны? Или кода – и есть настоящая любовь?
Руфь лежала на Айре, гладя его лысеющую голову.
– Недостаток феромонов, – сказала Либресса. – Как может вид правильно выбирать, привлекать партнера и спариваться без основной химии? На что они рассчитывают? Это же хаос. Только представь, как феромоны изменили бы жизнь Руфи.
Я себе представляю. Химия заставила бы Айру изменить образ жизни и сделать предложение в течение часа. Он превратился бы в ее раба, верного и благодарного. Но сам себя убеждал бы, что их связывает не его зависимость от ее секреции, а культура и духовность.
Но зачем возиться с ним? Руфь прогулялась бы вокруг квартала и, точно Крысолов, привела за собой стаю голодных поклонников. Она бы обласкала одних и прогнала других, уверенная, что в любой момент найдет новых, столь же приятных. Айра не выдержал бы конкуренции. Руфь была бы слишком безмятежна, слишком счастлива.
