Я никогда не играл в спасителя. Я выдвигал стратегию; остальные присоединялись из чистой корысти, если думали, что я прав, и отвергали и поносили меня, если думали, что я не прав. Откуда взялась зависимость или организация?
– Если ты винишь себя, – сказал Бисмарк, – ты неисправимый индивидуалист. Тогда, пожалуйста, отойди подальше – я хочу умереть в атмосфере смирения.
– Я не чувствую за собой ни вины, ни ответственности. Я один пытался изменить нашу судьбу. Не обижайся.
Усиком, единственной свободной конечностью, Бисмарк изобразил аплодисменты, постучав себя по голове.
– Отлично, юноша. Ты подредактировал правду, дабы упокоиться с миром.
– Ублюдок, я помню правду!
Он с усилием засмеялся. В его положении любые эмоции давались с трудом. Он замолчал и скоро уснул.
Я потерял счет времени. Внезапно я вздрогнул от шлепанья и шарканья тапок. Айра и Руфь. Всего в ярде от нас. Так близко и так безопасно – как попасть под артобстрел, зная наверняка, что в тебя не попадут.
Скоро в Мотель просочились запахи. Суматоха разбудила Бисмарка. Он принюхался.
– Надо бы немного жира сбросить. Благодарение господу, что я здесь, не придется есть эти яйца.
Я почуял запах моющего средства и услышал хлюпанье – Руфь мыла посуду.
– Мизинец! – сказал я. – Только что вспомнил. Вот как тебя звали. Ты из этих, которые в кухонной рукавице жили.
– Кто тебе сказал?
– Ты сам и сказал. Давно еще.
– И ты поверил таракану, которого зовут Мизинец?
– По-моему, восхитительное имя. Зачем ты его сменил?
– Спроси Мыльного Барбароссу. И окажи умирающему таракану последнюю услугу – никогда меня так не называй.
Шаги удалились, и Мотель затих. Остальные не шевелились. Умерли? Или спят? Я не мог заснуть. Скоро у меня будет полно времени для сна. Компрессор поблизости включался и выключался безжалостным хронометром.
Айра и Руфь вернулись в кухню лишь на следующее утро. Бисмарк выглядел все хуже. Серые пятна на панцире – признак скорого конца. Он умрет гораздо раньше меня. Я притерпелся к мысли о смерти, поскольку воображал, что мы умрем вместе, перешучиваясь и переругиваясь. Без него меня накроет вселенский ужас.
– Бисмарк! – закричал я. Он проснулся.
– Что? – Слабый, сонно скрипящий голос показался мне пением Карузо.
– Доброе утро.
– Доброе утро? Ты разбудил меня, чтобы пожелать доброго утра? Не дергай меня, раз еще не пора съезжать. Имеет право таракан выспаться?
Он проспал еще несколько часов и проснулся очень серьезным.
– Послушай, ты можешь отсюда выбраться.
