Отставив колу и чипсы, женщина вскочила, обняла Руфуса и смачно поцеловала в губы.
– Где ты был, любовничек? Бессердечный ниггер, столько дней не звонил. Я не знала, что думать.
Руфус звонко шлепнул ее по объемистой заднице.
– Не психуй. Кто, по-твоему, за квартиру платит?
– Ты мне нужен, папочка. Мне без тебя одиноко.
Он сел на диван, но тут же подпрыгнул, схватившись рукой за промежность.
– Ты когда выкинешь эту рухлядь? Чуть яйца мне не оторвал.
– О нет, папочка. Думаю, тебе поможет особый массаж Амброзии.
– Да уж, инфекций мне не надо.
Она терлась об него, прижимаясь к нему грудями. С милой улыбочкой заглянула ему в лицо и спросила:
– Дашь маленькой Амброзии пару дорожек?
– Прости, малышка. Все продал.
Я вернулся под шляпу. Под лентой еще оставались вздутия. Скупердяй.
– Ну пожалуйста, сладенький, – замурлыкала она. – Только одну?
– Я не могу дать то, чего нет.
Она опустилась на диван. Пружины ее не волновали.
– Слушай, сука, у меня ничего нет. Будешь приставать – уйду, – пригрозил Руфус.
– Не буду. – Она уложила его на диван. Ложась, он прикрыл рукой мошонку.
– Мне надо немножко, потому что я скучаю, папочка, – приговаривала она. – Я сёдни с Эммой трепалась, говорю: «Знаешь, я моего Руфуса люблю, только скучаю немножко иногда», а она говорит: «Да-а, я поняла, про что ты, пока Рамзес в каталажку не загремел, его подолгу не было, только теперь дольше, потому что он в каталажке». А я говорю: «Я иногда думаю – рехнусь», – а она говорит: «Я поняла, про что ты, потому что мне так же было, пока Рамзес в каталажку не загремел…»
Руфус клевал носом, и оживленное лицо Амброзии все больше выползало из-за края шляпы.
– Руфус, ты слушаешь? Он вздернул голову.
– Еще бы, сладенькая. Пошли в кровать.
– Хорошо, любовничек. Я только в ванную на минутку.
Тряся ягодицами, она продефилировала в коридор. Руфус включил телевизор – показывали профессиональный рестлинг. Наконец она вернулась – в ночной сорочке, волосы заплела и сияет, точно Будда.
– Что за хуйня у тебя с лицом?
– Вазелин, папочка. Буду тебе молодой и красивой.
– Девочка, давай ты не сегодня будешь молодой и красивой.
– Каждую ночь, сахарный мой. – И она склонилась для поцелуя.
Он отпрянул и вытер лицо.
– Размазывать по мне это дерьмо не надо, а? Мы направились в спальню. Она усадила его на кровать, встала перед ним и медленно стащила ночнушку. Млекопитающее из млекопитающих. Груди свисают до пупа, но упругие, полные и вширь раздаются примерно на столько же. Черные, плоские соски диаметром почти с американского монстра. Мясистые, крепкие плечи и руки, пухлый живот. Куст пушистый, как любая негритянская голова, что я видел сегодня на улице.
