Алан не отличался любопытством. Всю свою жизнь он прожил среди слишком суровой действительности, чтобы размениваться на сплетни и догадки. Его не интересовали отношения между Мэри Стэндиш и Росландом, пока не впутали и его: но теперь его положение стало слишком щекотливым для того, чтобы оно могло быть ему по душе. Он не видел ничего забавного в приключениях подобного рода, а при мысли о том, что оба, и Росланд и Мэри Стэндиш, неправильно истолковывают его поведение, румянец гнева залил его щеки. Его мало занимал Росланд, разве только что он хотел бы стереть его с лица земли, как и всех прочих агентов Грэйхама. «А что касается этой девушки, — продолжал он уверять себя, — то мысли о ней не идут дальше случайного интереса». Алан не пытался раскрыть ее тайну, и он не стал расспрашивать ее. Ни разу в нем не проснулось желание проникнуть в ее личные дела, а она ни разу не упомянула о своей прежней жизни и не собиралась объяснить странное поведение Росланда, взявшего на себя роль шпиона. Он сделал гримасу при мысли о том, что он до жути близок был к опасности во время инцидента с Росландом, и восхищался тем здравым рассудком, который она обнаружила в этом вопросе; она избавила его от двух возможностей: извиниться перед Росландом или выбросить его за борт.
В несколько воинственном настроении Алан вошел в столовую, приняв твердое решение быть настороже и не допустить дальнейшего сближения с Мэри Стэндиш. Как ни приятны были переживания сегодняшнего дня, мысль о том, что временами он подчинялся чужой воле, угнетала его. Можно было подумать, что Мэри Стэндиш прочла его мысли и соответствующим образом держала себя по отношению к нему за ужином. В поведении девушки было что-то пленительно-вызывающее. Она встретила его легким кивком головы и холодной улыбкой. Ее сдержанность не располагала к разговору ни его, ни других соседей, и все же никто не мог бы обвинить ее в предумышленной замкнутости. Спокойная неприступность Мэри Стэндиш явилась для Алана неожиданным откровением, и он почувствовал в себе новый интерес к ней вопреки решению держаться вдали во имя самозащиты. Он не мог сдержаться и украдкой бросал взгляды на волосы девушки, когда она слегка наклоняла голову. Сегодня они были так приглажены, что напоминали мягчайший бархат и блестели отливами больше обыкновенного. Алан поймал себя на неожиданной мысли: он подумал, какое сладостно-приятное чувство должен испытать человек, прикоснувшись рукой к этим волосам. Это открытие почти потрясло его. У Киок и Ноадлюк были прекрасные волосы, но у него никогда не было желания погладить их. И он никогда не думал о хорошеньком ротике Киок так, как он думал сейчас о губках девушки, сидевшей напротив него. Алан с тревогой взглянул на Мэри Стэндиш и обрадовался, убедившись, что она не смотрит на него в эти минуты его душевной неуравновешенности.
