Второй допрос был в самом разгаре, когда Гард покончил с писаниной. Чтобы как-то убить время, он решил пойти что-нибудь выпить. В соседней комнате можно было раздобыть горячий кофе, крепкий и ароматный, — предмет гордости помощника дежурного и радиооператоров, — но сегодня предпочтительнее холодненькая содовая.
Выйдя из комнаты, лейтенант направился к автомату с водой, который находился в центральном холле. Вытащил из кармана мелочь, бросил в прорезь и нажал кнопку. В тот момент, когда банка с содовой падала в желоб, открылась входная дверь и со стоянки донесся приглушенный вой. Черт бы побрал этого Бизона, раздраженно подумал Гард. Никакой дрессировкой, никакими уговорами невозможно отучить собаку от этой мерзкой привычки.
В участок вошел полицейский и, проходя мимо сослуживца, ухмыльнулся.
— Эй, Брустер, твоя собачка плачет, — поддел он его.
Гард бросил на него испепеляющий взгляд. Смеяться над служебной собакой в присутствии инструктора считалось равносильным тому, как если бы при матери оскорбить ее ребенка. Даже если собака была уродлива, если у нее смешно торчали уши, даже если — как Бизон — она жалобно выла, ни один инструктор не потерпел бы, чтобы кто-то посторонний издевался над этими недостатками.
Офицер открыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но слова замерли на языке. Не веря своим глазам, он смотрел в глубину коридора, туда, где сидел Алан Роллинс. Теперь парнишка был не один. Рядом стояла его мать и сверху вниз смотрела на сына. Длинные пепельного цвета волосы в беспорядке падали на ее лицо. До Гарда донесся сердитый приглушенный говор. Так вот с кем имеем дело, вне себя от ярости, догадался он.
Мальчишка расплакался, и мать замолчала. Подняла голову, тяжело вздохнула, откинула волосы с лица…
У Брустера, словно в глазах потемнело. Она… Нет, этого не может быть, лихорадочно твердил он, это какая-то ошибка. С трудом заставил себя отвернуться, а когда взглянул опять, понял — никакой ошибки нет, это и в самом деле она.
Полные чувственные губы, прямой точеный нос… Все та же. А глаза… Эти огромные голубые глаза! Воспоминание о них, как призрак, преследовало его долгие месяцы, да что там месяцы — годы, поле того, как она его бросила.
Теперь понятно, почему ему показалось, будто он уже где-то видел Алана. Мальчишка — вылитая мать.
Можно было сразу догадаться, чей он сын, усмехнулся Брустер. Уже по фамилии. Алан Роллинс… Отпрыск Мэйбл и Реджи Роллинсов — мужчины, который вызывал у Гарда попеременно то зависть, то неприязнь тринадцать лет, и женщины, которую он отчаянно любил, а потом так же отчаянно ненавидел.
