Дамы, честно говоря, мало походили на реальных людей, как, впрочем, и сама Катерина Брунамонти, поэтому действительно трудно было ожидать, что она вдруг заговорит. Она была так напряжена, что казалось, если инспектор не придет ей на помощь, произойдет короткое замыкание. Но он молчал.
— Я должна была прийти к вам. Это было просто необходимо, что бы ни говорил Леонардо. Я не хочу совершать ничего противозаконного.
— Разумеется, — любезно отозвался инспектор. Так уж был устроен его мозг: Гварначча мгновенно фиксировал мимолетные выражения лица, запоминал каждое сказанное слово, но слушал непроизнесенное. При этом он с невозмутимым видом взирал на карту за ее спиной. Нервозные люди обычно перестают говорить, если смотреть им прямо в лицо. Если же позволить себе отвести взгляд, они, напротив, постараются привлечь внимание.
— Леонардо — это ваш?…
— Мой брат. Он ошибается. Решение принимаю я. Я гораздо разумнее, и я читала о таких случаях. Самое лучшее — вызвать карабинеров.
— Вы абсолютно правы. — Он лениво исследовал карту своего квартала, разыскивая пьяцца Санто-Спирито. Он знал, где расположен палаццо Брунамонти, хотя не со всеми в этом районе был знаком лично. — И вы пришли к нам.
— Я беспокоюсь о матери. Она… С ней могло что-то случиться. Леонардо… Да вы не слушаете меня!
Это было весьма справедливое замечание, поскольку он, едва взглянув на девушку, поднял трубку, связался с главным управлением на другой стороне реки и попросил:
— Мне капитана Маэстренжело. Она вскочила:
— Что вы делаете? Я хотела только поговорить с вами…
Сейчас он уже пристально смотрел на нее серьезными, чуть навыкате глазами. Она замолчала и уселась в прежней настороженной позе, слегка отвернув голову.
— Если не ошибаюсь, ваша мать владеет домом моды.
Много лет назад показы моды, которые до сих пор носят имя Палаццо Питти, действительно проходили здесь. Меры безопасности, связанные с доступом сотрудников фирмы в галереи, создавали много проблем, и Гварначча вздохнул с облегчением, когда показы мужской и детской одежды перенесли в другую часть города, в крепость Фортеза да Бассо, а женской — в Милан. Много воды утекло с тех пор, но он запомнил графиню Брунамонти, и не только потому, что ее дом моды был широко известен, но еще и потому, что она была необыкновенно хороша собой.
Он вытащил блокнот. Это заявление должен бы принимать кто-то повыше званием, чем он.
— Как зовут вашу мать?
— Оливия Беркетт.
Он повторял и записывал:
