Двое парней поспешили на помощь г-ну Назарие и вынесли за дверь бьющуюся г-жу Моску как раз в ту минуту, когда лампада зачадила и погасла.
— Это она и есть упырь — барышня! — прошептал кто-то от окна.
Вновь навалилась на Егора та лихорадка, что сливала для него сон с явью. Он схватился за голову, выронив топор, тут же кем-то подобранный. И вдруг в исступлении крикнул:
— Это — спальня девицы Кристины! Кто боится — уходи, а кто не боится, оставайся со мной! Разнесем все в щепы!
Он первый кинулся к столику подле кровати и обрушил на него кулаки. Потом яростно сбросил со стены раскромсанный портрет. Вслед за ним люди растеклись по комнате, круша топорами мебель, убранство и стены, разбивая окна...
— Смотрите не подожгите! — истошно кричал Егор.
Но его голоса никто уже не слышал. Молча, задыхаясь в дыму, в пыли от щебня, натыкаясь друг на друга, люди почти вслепую громили опочивальню девицы Кристины.
— Только не подожгите! — кричал Егор, пробираясь к выходу и защищая лицо руками от нечаянных ударов. Коридор был полон людьми.
По дороге он остановился у одного из окон — взглянуть на пожар. Пламя грозило перекинуться на хозяйский флигель. Народу собиралось все больше и больше. «Подходят из соседних сел», — отметил Егор. Возбуждение не оставляло его. Из Кристининой комнаты слышались удары топора. В коридоре густо сновали люди, наполняя воздух разгоряченным дыханием, запахом своих рубах, хмельным биением крови. «Лишь бы не начали грабить», — содрогнувшись, подумал Егор.
Он с трудом добрался до комнаты Санды. Та по-прежнему бессильно лежала на подушках, бледная, с закрытыми глазами. Вокруг кровати теснилось много женщин. В углу Егор увидел доктора, сосредоточенно вцепившегося обеими руками в ружейный ствол. В изголовье у Санды старая бабка бубнила заговор:
...Вот он, красненький сморчок,
Кровушки хотел испить,
Жизнь молодую погубить.
Жизнь тебе не погубить,
Кровушки тебе не пить.
Я иголкой заклятье сниму,
Я метлой его замету,
Я в осоку его зашвырну,
Я в Дунай его окуну.
С гуся вода,
С нашей Санды хвороба!
Санда словно бы услыхала свое имя из глубин сна, заворочалась, заметалась на подушках. Старуха поймала ее руку и кольнула острием ножа. Девушка застонала. Егор закрыл глаза, зажал виски в ладонях. Откуда эти глухие, непонятные шумы, как будто что-то осыпается. Как будто кряхтит фундамент дома, как будто трещат, раскалываясь, огромные крылья. Сонный, смутный звон заполнил собой пространство. Сам воздух этой комнаты был давящий, а летаргия Санды так напоминала небытие, что Егор бросился к доктору и тряхнул его за плечо.
