— Она здесь? — почти невольно вырвалось у Егора.
— Нет. Ей еще рано, — шепотом ответила девочка.
— Но это ее место, да? — допытывался сквозь свой сон Егор.
Симина заколебалась. Потом решила, что бояться нечего: из Егора — такого, с помутненным рассудком — можно было вить веревки.
— Да. Почти там, где мы!
Егор задрожал сильнее, как будто у него началась лихорадка.
— А тебе не страшно? — спросил он.
Симина со смехом приподнялась, потрепала его по волосам.
— С ней хорошо, совсем не страшно. И тебе больше не будет страшно...
— Симина, не бросай меня одного! — взмолился Егор, слепо, отчаянно прижимая ее к себе.
— Успокойся! — прикрикнула на него девочка и, помолчав, зашептала на ухо: — Сегодня ночью не запирай дверь. Она придет на самом деле. Придет к тебе, в постель...
Она расхохоталась, но Егор даже не услышал ее хохота. Все распалось, все поплыло перед глазами, в мозгу, в памяти.
— О, какой слюнтяй! — обругала его Симина. — Тряпка тряпкой. Если бы я ушла, ты бы умер со страху!
— Не бросай меня, Симина, — хрипло умолял Егор. — Накажи меня! Но только не бросай одного!..
Он стал судорожно целовать ее руки. Дыхание было трудным, жарким, на лбу каплями выступил пот.
— Не так, Егор, не так! — подстрекала Симина. — Целуй меня так, как я хочу!
Она юрко прильнула к его губам, вонзив в них свои зубки. В неземной, мучительной неге Егор запрокинул голову, отдаваясь этим поцелуям из меда и крови. Девочка кусала его губы, а ее грациозное, свежее, детское тельце оставалось холодным. Почувствовав кровь, Симина жадно собрала ее языком и тут же вскочила на ноги.
— Даже целоваться не умеет! Вот дурак!
— Да, Симина, — смиренно согласился Егор.
— Целуй мою туфельку!
Она выставила вперед ножку. Трясущимися руками Егор обнял ее голень и покрыл поцелуями.
— Туфельку!
Еще одна сладость — ядоносная сладость унижения! Егор поцеловал ее туфельку.
— Нет, что за дурак! Тебя надо бы высечь! А при мне, как на зло, ничего нет, даже плетки!
Егор тихо заплакал, уронив голову на мешки.
— Не хнычь, слышать не могу! — прикрикнула на него Симина. — Раздевайся!
Егор, размазывая слезы, стал снимать рубашку. Лицо его было в грязных подтеках, вокруг рта — пятна крови. Запах крови окончательно распалил Симину. Она набросилась на Егора, неистово царапаясь и кусаясь. И чем глубже боль проникала в его плоть, тем слаще становились причиненные Симиной раны. Только раз он сказал себе: «Надо бы проснуться. Пора проснуться. Иначе я сойду с ума. Я не вынесу этого, больше не вынесу!..»
