Когда Фома наконец вышел из корпуса и Вика обняла его на улице, от него пахло хомячками. Он был другой, Вика даже растерялась. Но Фома положил ей ладонь на макушку, поцеловал и сказал:
– Ты моя лыся. Вот и пойдём мы, что ли?
И они пошли. У въезда в больничный комплекс их ждали в машине друзья.
– Давай посмотрим, – сказала Вика.
Они обернулись. Ярко светило солнце предпоследнего дня лета, инфекционный корпус отбрасывал тень на морг, в окне бокса обезьянничал Ужвалда.
Вика помахала ему. Затрепетало платье цвета маковой росинки, красивее которого Ужвалда не видел никогда в жизни. Ему хотелось плакать по нежной лысенькой девочке, ему хотелось вернуть Фому, и Кувалда лишь выл в голос, улыбаясь и широко размахивая руками.
Фома тоже помахал Ужвалде. И уходил он медленно, потому что давно не ходил так далеко, и теперь не мог понять, хорошо это или плохо. Хрустела под ногами настоящая уличная пыль и тополиные листья, Фома поднял голову и шёл, глядя в небо. Перед ним снова было пространство, он смотрел в него и широко открывал глаза – ему казалось, что так он быстрее привыкнет к разлитой вокруг и совершенно ничьей вечности. Светлого воздуха было так много, что Фоме казалось, его вот-вот сметёт с поверхности земли.
«Лучше бы была ночь, когда я выйду», – подумал он, потому что в густой темноте мир скорее бы привык к нему. Но что сделано, то сделано. Фома остановился и посмотрел на рыхлую кучу жёлтых листьев.
– Я не могу заказать Богу время суток, Вика, – сказал он, – но могу купить для нас лето. Правда?
Вика улыбнулась ярко-ярко, Фома взял её за руку и пошёл дальше. И каждый его шаг от больницы стоил дорого – Фома заплатил за них свободой.
А когда они с Викой подошли к машине, друзья уже сложили тент. И понеслись они в город – только ветер свистел у Фомы в ушах и Вика смеялась звонко и радостно.
Меньше чем через неделю они приехали к Ужвалде в гости. Прыщей на Ужвалде осталось совсем немного, словно никогда и не было. И глаза стали почти одного цвета с зубами – считай, другой человек смотрел на Фому из рамки окна их бокса. Фома еле узнал его.
– Да такой же, это просто тебе всё другим кажется. Ты ж его только с той стороны видел, а я в основном с этой, – сказала Вика, и Фома подумал, что она права.
Выписать Ужвалду могли в любой момент, и Вика с Ужвалдой были уверены, что они знают истинную причину исцеления. Один Фома ни о чём не догадывался и был зол на медлительную черепаху Аниту Владимировну, которую он почти простил, но, видно, ещё не до конца.
