– Вика, ну успокойся… Эту таблетку дали мне в нагрузку, чтобы желудок больничную еду хорошо переваривал, понимаешь? Нет, ты меня понимаешь?
– Да-а… – тихонько протянула Вика.
– Ну вот, а от этой таблетки, гляньте вот, какая она огромная – и это ещё только остатки, которые тараканы съесть не успели… Так вот у меня от этой таблетки, если интересно, многократные позывы на толчок… Веришь?
– Ой, фу, – махнула на Фому рукой Лариска.
– Вик, веришь?
– Ну…
– Веришь?
– Ага. Только…
– Что?
– Нет, ничего… Думаю, как бы поинтереснее тебя простить… – Вике казалось, что она нервная, глупая и что лечению Фомы это совсем не помогает, а даже наоборот. Ей было стыдно за себя и хотелось плакать. Тем более что весь день сегодня всё было не так – и на девушку в библиотеке вшей сдули (а Вика не сомневалась, что это так), и не удался эксперимент по глотанию Фомой изюма (в который, если бы Фому удалось приучить глотать маленькие предметы, вполне запихнулась бы живая вошь, и Фома бы не разжевал её тогда и не заметил).
А обкусанная таблетка действительно оказалась смешная, Вика улыбнулась и даже засмеялась.
– Фома, я нашла кучу картинок с видами Пномпеня, и одну старинную открытку мне на работе принесли, представляешь? – Снова полил дождь, и Вика открыла зонтик, передав его на этот раз Лариске, чтобы она не мучилась. – Я узнала, что в Пномпене есть такое место, которое называется «Отдай печаль ракушкам». Когда кто-нибудь в Пномпене хочет забыть что-нибудь плохое, он едет на один остров на реке, раздевается и закапывается в ил, который там, на берегу. Он жидкий, можно закопаться. Вот, лежишь и ждёшь, когда по тебе проползёт такая ракушка, ну, моллюск, которых много там среди других гадов ползает около воды по берегу. Она ползёт и оставляет дорожку, оставляет, оставляет, а потом уползает – и как только доползёт до воды, и ты увидишь, что эта дорожка воды коснулась, так по этой дорожке вся печаль в реку и уйдёт. А если ты после этого уснёшь, то, когда проснёшься, все плохие события, ну, или те, которые ты не хочешь помнить, переменятся у тебя в памяти или забудутся совсем. И будет тебе легко-легко и весело. Представляешь?
– Да, – ответил Фома. Он смотрел на Вику и представлял себя и её на пляже, теперь уже и не обязательно в Пномпене. И пусть даже не будет на том пляже солнца, а лишь такой дождь, как сейчас.
– Фома, ты меня слышишь? – обратилась к нему Вика в тот момент, когда Фома собрался говорить ей и Лариске, чтобы они ехали домой, потому что нечего им под окном в такую погоду мёрзнуть. – Я приеду к тебе теперь только через шесть дней, потому что у меня выходных не будет… Слышишь, Фома, через шесть дней! Вот…
