— Я тоже неспокоен, когда выступает Ленин… К тому же знаю привычку Владимира Ильича. — Артузов усмехнулся. — Дзержинский как-то рассказывал, с год назад это было, идёт он к Троицким воротам, и вдруг навстречу — Ленин. Феликс вне себя: «Владимир Ильич, как же вы один, без охраны?» А Ильич ему: «А вы? А вы?..»
— Мне сказали, что в отчёте говорилось о Чека?
— Да. Это я записал слово в слово. Хочешь прочитать? — и Артузов подвинул свой блокнот Косинову. — Разберёшь?
Косинов читал молча, а в одном месте сказал с восхищением:
— Замечательно! — И прочёл вслух: — «Господа капиталисты, российские и иностранные! Мы знаем, что вам этого учреждения не полюбить! Ещё бы! Оно умело ваши интриги и ваши происки отражать, как никто, в обстановке, когда вы нас удушали, когда вы нас окружали нашествиями, когда строили внутренние заговоры и не останавливались ни перед каким преступлением, чтобы сорвать нашу мирную работу. У нас нет другого ответа, кроме ответа учреждения, которое бы знало каждый шаг заговорщика и умело бы быть не уговаривающим, а карающим немедленно». Как хорошо сказано…
— Да, но это нас обязывает… — Артузов выдвинул ящик стола и достал две фотографии. Одна, побольше, — групповой снимок. В центре — белое здание, вокруг на обвивающей, нарисованной ленте надпись: «Императорский Александровский лицей. Выпуск 1907 года». Вокруг ленты — фотографии молодых людей в мундирах лицея, и над ними какие-то господа тоже в мундирах и при орденах.
— Обрати внимание на лица… Какое самодовольство, какая надменность, цвет аристократии, «золотая молодёжь». А наверху — воспитатели, директор, преподаватели…
Артузов взял другую фотографию: господин в пенсне, с завитыми усами, с большим лбом, который несколько увеличивала лысина. Выразительный, чуть насмешливый взгляд.
— Это и есть Александр Александрович Якушев. Видно, что человек с характером. Представительная внешность, знает себе цену. Он же изображён на снимке среди воспитателей… А среди лицеистов — другое действующее лицо — Юрий Александрович Артамонов. Окончил лицей в тысяча девятьсот седьмом году. Его нам указала Варвара Николаевна Страшкевич, он ей приходится племянником… Кстати, как она?
— Дама с ужимками. Типичная институтка, воспитанница Смольного… Все подтвердила.
— А что Якушев?
— Согласился дать показания. Пишет, — сказал Косинов.
— Важно не то, что он напишет, а то, что утаит… Шёл бы ты спать, Виктор… Небось не спишь вторые сутки.
— А ты?
