– Ты уверена, что с ним все в порядке? – забеспокоилась Фрида. В отличие от многих сверстниц она сохраняла остроту реакций и широту интересов, свойственные молодым.
– Надеюсь, – осторожно произнесла Олимпия. – Мне кажется, он по натуре такой задумчивый аналитик и склонен многие вещи держать при себе. Раньше он чаще со мной делился, а уж о том времени, когда маленьким был, я и не говорю. Наверное, с возрастом у всех детей это проходит – взрослеют дети… Но на сердце у меня что-то неспокойно.
– А девушка у него есть? – оживленно поинтересовалась Фрида. Она уже давно не задавала невестке этого вопроса и надеялась, что за последнее время ситуация изменилась.
– Постоянной – нет, насколько я знаю. Летом он проводил время с сестрами и их подружками. Была у него девушка на втором курсе, но через какое-то время они расстались. Не похоже, чтобы с тех пор у него был серьезный роман. А в этом году после самоубийства однокурсника Чарли вообще впал в депрессию. В Колорадо в летнем лагере, мне кажется, он тоже ни с кем не познакомился, во всяком случае мне он ничего не рассказывал. При всей своей общительности он слишком разборчив.
Фрида покивала. Чарли порядочный, чувствительный, внимательный мальчик, много времени проводит с сестрами и сводным братишкой, очень привязан к матери и любит отчима. Фрида и раньше думала, что духовная стезя вполне могла бы стать его призванием.
Она улыбнулась невестке и подлила ей чаю.
– А может, ему не в священники пойти, а в раввины? У меня отец был раввином, он умел так внимательно слушать людей, вникать в их проблемы. Очень был образованный человек, многие люди благодарили его за участие и мудрые советы. Я хоть и маленькая была, а помню. – Она редко говорила о родителях, но всякий раз, когда эта тема всплывала, отзывалась о них с теплотой, которая трогала Олимпию до слез.
– Чонси придет в восторг! – Обе рассмеялись, представив себе, какой будет реакция сноба Чонси, если сын примет иудаизм и станет раввином. – Его отец с ума сойдет! Мне эта затея по душе.
Чонси и его вторую жену Фелицию Фрида видела лишь однажды. Чонси не счел необходимым проявить к ней должного внимания. Фрида для него просто не существовала. Он мгновенно вычеркнул ее из списка людей, достойных его интереса, ведь она не принадлежала к его кругу.
Олимпия прекрасно понимала, что Чонси Уокер будет возмущен тем, что она посмела пригласить на Аркады Фриду. Возможно, он даже не соизволит поздороваться с пожилой дамой. Но еще больше его разозлит то, что она позвала Маргарет Вашингтон. Старые еврейки и темнокожие особы никак не вязались с его представлениями о бале дебютанток-аристократок. Олимпия легко могла вообразить, кого пригласят со своей стороны Чонси с Фелицией – исключительно тех, кто входит в Социальный реестр, рафинированных представителей знатных семей, чопорных и напыщенных. С Фридой хотя бы приятно общаться, она много путешествовала, постоянно читает, с интересом говорит о политике и умеет в считаные минуты расположить к себе собеседника. А Маргарет? Умница – каких нечасто встретишь!
