— Уж не хотите ли вы освободить ее от ответственности? — спросила пани Ляттер.
— Это вы освободите ее по справедливости, — в ярости ответила панна Клара. — Зося призналась, чьи это письма?
— Нет! — энергично заявила Зося.
— Ты благородная девушка, — воскликнула с воодушевлением панна Говард, не обращая внимания на то, что начальница начинает терять терпенье. — Эти письма, — продолжала она, — принадлежат не Зосе, а Лабенцкой, которая и пришла со мною, чтобы сознаться во всем и освободить невинную подругу…
Пани Ляттер смешалась. Искры в ее глазах потухли, голос стал менее тверд.
— Почему же Зося сама мне об этом не сказала? — спросила она.
— Зося слышала, что это письма ее подруги Лабенцкой, которая и исполнит свой долг, как надлежит женщине, сознающей свое личное достоинство! — декламировала панна Говард. — Если учительница залезает под чужую подушку…
— Вы сами протежировали панне Иоанне, вы встали на ее защиту, — прервала панну Клару начальница.
— Я встала на защиту независимой женщины, женщины, которая борется с предрассудками. Но такую, какой эта учительница стала сейчас, я презираю! — закончила панна Говард.
Несмотря на все эти филиппики, пани Ляттер успокоилась; показывая на письма, она сказала Лабенцкой:
— Я вижу, это краткое изложение содержания «Небожественной комедии». Но кто дал тебе эти письма?
— Я не могу сказать, — прошептала Лабенцкая.
Панна Говард с торжеством посмотрела на Лабенцкую.
Послышался тихий стук в дверь.
— Войдите! — сказала пани Ляттер.
Вошла Маня Левинская. Лицо ее было бледно, испуганные глаза потемнели и наполнились слезами. Она остановилась посредине кабинета, сделала реверанс пани Ляттер и едва слышно сказала:
— Это мои письма, я дала их Лабенцкой.
С длинных ресниц девушки покатились крупные слезы. Мадзя думала, что от этого зрелища у нее сердце разорвется.
Панна Говард несколько секунд пристально смотрела на Маню Левинскую. Наконец она подошла к Мане и, положив ей на плечо большую костистую руку, спросила:
— Это твои письма? Кто тебе их писал?
Не дождавшись ответа, она подошла к столу и из-за кресла пани Ляттер посмотрела на письмо.
— Ах, вот оно что! Я поняла, — воскликнула она с судорожным смехом. — Это почерк пана Котовского. Не думала я, что для этого вас познакомила…
— Панна Клара, — прервала ее пани Ляттер, отодвигая письма, — кажется, читать чужие письма не полагается. Да это и не письмо, а какое-то сочинение.
— Я тоже не читаю чужих писем, — ответила панна Говард. — И сделаю еще больше! Маня, — обратилась она к Левинской, — я тебя прощаю, хотя ты нанесла мне рану! Пойдем со мной, панна Магдалена, — прибавила она, — я чувствую, что мне нужна будет дружеская рука.
