Панна Элена обняла мать и, прижавшись головой к ее плечу, тихо сказала:
— Так у нас с вами, мамочка, нет никаких недоразумений? Вы не сердитесь на меня?
— С чего ты это взяла? Мне будет грустно, очень грустно. Но если ты найдешь счастье…
В кабинет постучали. Вошел служитель и доложил, что приехали кареты.
— Камердинер пана Сольского здесь? — спросила пани Ляттер.
— Тот, что должен ехать с барышнями за границу? Он ждет.
— А Людвика готова?
— Она прощается со слугами, а вещи ее уже отосланы на вокзал.
— Попроси панну Аду сесть с панной Магдаленой и камердинером, а мы приедем сейчас с Людвикой.
Служитель вышел, а пани Ляттер увлекла дочь в свою спальню, где над аналойчиком висело распятие из слоновой кости.
— Дитя мое, — произнесла пани Ляттер изменившимся голосом. — Ада благородная девушка, ее любовь много для тебя значит, но не заменит тебе материнского глаза. В минуту, когда ты выходишь из моей опеки, я вверяю тебя богу. Поцелуй крест!
Эленка коснулась губами распятия.
— Стань на колени, дитя мое!
Эленка медленно опустилась на колени, с удивлением глядя на мать.
— О чем мне молиться, мама? Разве я уезжаю далеко или надолго?
— Обо всем молись: чтобы бог тебя не оставил, хранил, тебя от бед и… мне ниспослал утешение. Молись, Эля, за себя и за меня. Может, бог скорее услышит детскую молитву.
Панна Элена все больше удивлялась. Опустившись на одно колено и опершись об аналойчик, она с беспокойством смотрела на мать.
— Разве человек всегда настроен молиться? — робко спросила она. — К чему это, мама? Бог и без молитвы поймет наши желания, если… если он слышит нас.
И она медленно поднялась.
— Боже милостивый, боже праведный! — хватаясь за голову, шептала пани Ляттер.
— Что с вами, мамочка? Мама!
— Несчастная я, — тихо произнесла пани Ляттер, — самая несчастная из матерей, я даже не научила вас молиться. Казик ни во что не верит, смеется, ты сомневаешься, услышит ли бог молитву, а я… я даже не знаю, как убедить тебя. Приходит для меня час расплаты за вас и за все.
Она схватила дочь в объятия и со слезами целовала ее.
— Лучше уж мне остаться, — сказала Эленка с отчаянием в голосе.
Пани Ляттер отстранила ее и вытерла глаза.
— И думать об этом не смей! Поезжай, развлекись и возвращайся, умудренная опытом. О, если бы вы преуспели в жизни, я была бы счастлива, даже если бы мне пришлось стать хозяйкой в каком-нибудь пансионе. Едем! У меня нервы разыгрались, и я говорю бог знает что.
— Ну конечно, мама, у вас разыгрались нервы. Я так испугалась! А вам припомнились, наверно, старые времена, когда люди, уезжая из Варшавы в Ченстохов или даже Прушков, заказывали молебны о путешествующих. Нет сегодня ни таких опасностей, ни такой наивной веры. Вы, мама, сами это прекрасно понимаете.
