Натянула на голову темно-синий берет, лихо заломила его набок, прихватила дорожный мешок и осторожно вылезла в окно. Дверь спальни она оставила просто прикрытой. Ведь ма знает о том, что Кэтрин не придет рано утром на пристань, а значит, и не станет искать ее по крайней мере до завтрака, а в это время судно уже будет в море. Когда же Эрин хватится дочери и зайдет в спальню, то сразу же увидит письмо, которое Кэтрин оставила на подушке.
В письме Кэтрин просила у матери прощения за свой поступок.
Выбравшись наружу, Кэтрин вдруг поняла, что перешла какой-то невидимый, но очень важный в жизни рубеж. Ее охватило острое чувство потери. Ну что ж, остается надеяться, что морской ветер поможет прогнать прочь грустные мысли.
Кэтрин осторожно прошла к пристани по улочкам родного поселка, держась на всякий случай в тени и стараясь ступать как можно тише. Она знала, что «Колыбель Кэт», стоящая на якоре возле причала, никем не охраняется. Да и зачем ее охранять, если в этом поселке все свои и никому даже в голову не придет стащить хотя бы медный гвоздь с судна уважаемого всеми Ястреба.
Оказавшись на борту, Кэтрин сразу же прошла в пустой трюм. Груза на судне не было, и потому можно было не бояться, что в ближайшие несколько дней кому-нибудь придет в голову заявиться сюда и нарушить покой беглянки. А через два-три дня она выйдет из своего укрытия сама, – ведь тогда поздно уже будет ложиться на обратный курс.
Этот пустой отсек она присмотрела еще во время «экскурсии» с Колином. Самым большим его достоинством Кэтрин считала массивную дверь с квадратным окошечком наверху, сквозь которое мог проникать свежий воздух. Положив на пол свой дорожный мешок, Кэтрин пробежалась по пустынному судну и вскоре вернулась с богатой добычей. Ей удалось разыскать несколько одеял, старую подушку, кремень с кресалом, дюжину свечей, пару книг и бочонок с водой, который она стащила из неприкосновенного запаса в шлюпке. Кэтрин расстелила на полу одеяла, заперла дверь отсека на засов и вскоре уснула, погрузившись в пестрый мир своих сновидений.
Надо заметить, что сны Кэтрин почти всегда были необычными, странными. В них она видела себя одетой в прекрасные платья, сшитые из шелка и кружева. Во сне она могла танцевать или сидеть за изысканно сервированным столом, уставленным хрусталем и китайским фарфором. Однажды ей приснилось, что она сидит в уютном кабинете. С многочисленных полок на нее смотрели ряды книг в кожаных с золотым тиснением переплетах. А еще был сон, в котором она говорила на каком-то незнакомом языке – да так легко и свободно, словно знала его с детства.
