Герда… Ах, нет! (Бросается к принцу.) Кей!.. Опять нет… (Вглядывается в принцессу.) И это не она… А это птицы. (Вглядывается в Сказочника.) Но вы – это действительно вы… Здравствуйте, друг мой! Что с детьми? Вы… вы боитесь сказать?
Ворона. Ах, нет, уверяю вас – мы просто ничего не знаем. Поверьте мне. Птицы никогда не врут.
Бабушка. Простите меня… Но каждый вечер, возвращаясь домой, я видела со двора темное окно нашей комнаты. «Может быть, они пришли и легли спать», – думала я. Я поднималась, бежала в спальню – нет, постельки пустые. Тогда я обыскивала каждый уголок. «Может быть, они спрятались, чтобы потом вдруг обрадовать меня», – думала я. И никого не находила. А сегодня, когда я увидела освещенное окно, у меня тридцать лет слетело с плеч долой. Я взбежала наверх бегом, вошла – и годы мои опять упали мне на плечи: дети не вернулись еще.
Маленькая разбойница. Сядьте, бабушка, милая бабушка, и не надрывайте мне сердце, и этого терпеть не могу. Сядьте, родная, а то я всех перестреляю из пистолета.
Бабушка (садится). Я всех узнала по письмам господина Сказочника. Это – Клаус, это – Эльза, это – маленькая разбойница, это – Карл, это – Клара. Садитесь, пожалуйста. Я отдышусь немножко и угощу вас чаем. Не надо так печально смотреть на меня. Ничего, это все ничего. Может быть, они вернутся.
Маленькая разбойница. Может быть, может быть! Прости меня, бабушка, я не могу больше. Человек не должен говорить «может быть». (Сказочнику.) Рассказывай! Рассказывай сейчас же веселую сказку, такую, чтобы мы улыбались, если придут Герда и Кей. Ну? Раз! Два! Три!
Сказочник. Жили-были ступеньки. Их было много – целая семья, и все они вместе назывались: лестница. Жили ступеньки в большом доме, между первым этажом и чердаком. Ступеньки первого этажа гордились перед ступеньками второго. Но у тех было утешение – они ни в грош не ставили ступеньки третьего. Только ступенькам, ведущим на чердак, некого было презирать. «Но зато мы ближе к небу, – говорили они. – Мы такие возвышенные!» Но в общем ступеньки жили дружно и дружно скрипели, когда кто-нибудь подымался наверх. Впрочем, скрип свой они называли пением… «И нас очень охотно слушают, – уверяли они. – Мы сами слыхали, как докторша говорила мужу: „Когда ты задержался у больного, я всю ночь ждала, не заскрипят ли, наконец, ступеньки!“ Бабушка! Дети! И мы давайте послушаем, не заскрипят ли ступеньки наконец. Слышите? Кто-то идет, и ступеньки поют под ногами. Вот уже запели ступеньки пятого этажа. Это идут хорошие люди, потому что под ногами плохих людей ступеньки ворчат, как собаки. Все ближе, ближе! Идут сюда! Сюда!
