Но слезы текли не переставая. Слезы негодования, злости, глубокой обиды. Слезы преданной женщины, потерявшей надежду и лишившейся мечты. Она плакала, пока хватило сил. А затем сказала себе: «Пропади все пропадом!» Вытерла глаза и высморкалась. Расправила плечи и заставила себя взглянуть на свое отражение в зеркале.
Оттуда на нее смотрела тридцатилетняя женщина с заплаканным лицом. С красными глазами, красным носом и нечесаными длинными каштановыми волосами. Женщина, которую даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать красавицей. Вряд ли хоть один мужчина польстится на такую — не говоря уж о толпах, которые пророчил ей Пол.
Пол сам не понимал, о чем говорит. Он также ошибся, назвав ее умной. Если бы она была таковой, то не оказалась бы в подобном положении.
Тонко чувствующая? О да, в этом он был прав. Именно из-за чувствительности к его боли она и носит сейчас ребенка Пола.
Нет, своего ребенка. Не его. Ему он не нужен. Тем хуже для Пола.
Джулия обхватила руками слегка округлившийся живот.
— Похоже, остались мы с тобой вдвоем, малыш.
На ее лице появилось бледное подобие улыбки. Джулия заставляла себя стоять и смотреть в зеркало до тех пор, пока не почувствовала вновь, какая она сильная, уверенная в себе и отважная. Она простояла так очень долго. И за это время поняла, что на самом деле они с ребенком не одни. У нее есть друзья. У нее есть семья. Она получит поддержку — стоит только за ней обратиться.
Так получилось, что ее сестра Элис явилась к ней на следующее утро безо всякого зова.
Джулия встала рано, твердо решив начать новую жизнь. Эта попытка закончилась в туалете, где ее буквально вывернуло наизнанку. А ведь врач обещал, что утренняя тошнота скоро пройдет. Похоже, это «скоро» не наступит никогда, подумала Джулия и с чашкой чаю и пакетиком содового печенья вернулась в постель.
Она провалялась там почти до одиннадцати, читая книгу, обдумывая подписи под фотографиями и коря растущего внутри малыша за доставляемые неудобства.
А потом прозвенел звонок. На мгновение Джулия подумала, что это, возможно, Пол.
— О, только не говори, что я тебя разбудила! — воскликнула Элис, окинув взглядом спутанные волосы сестры и безразмерную майку, которая, очевидно, служила ночной рубашкой. — Ты выглядишь еще большей растрепой, чем я.
Впрочем, торчащие в разные стороны волосы Элис, завязанная на животе клетчатая рубашка и джинсы с бахромой — все это вписывалось в тщательно продуманный образ.
