– По-моему, они нехорошо себя ведут, – сказала она.
Я понимал состояние бедной Розы Петровны. Но как утихомирить четырнадцать девочек, одновременно залезших в одну ванну?
– Особенно мальчики, – еще глубже вздохнула Роза Петровна.
– Мальчики? – удивился я. – Но ведь они молчат. – Я поспешил в кухню.
Однако, оказывается, куда опаснее и вреднее не те, которые визжат, а те, которые молчат.
Есть такой металл барий, и есть такой металл стронций. Если камень, содержащий барий, поднести к огню, он накаляется и дает пламя ярко-зеленого цвета; если в камне содержится стронций, пламя получается малиновое. Только сперва нужно на эти образцы накапать немножко соляной кислоты. Люди давно пользуются удивительными свойствами этих двух веществ и изготовляют из них осветительные сигнальные ракеты.
И тех и других образцов у Миши было достаточно. Все мальчишки пробрались потихоньку в кухню и на газовой плите одновременно на всех горелках принялись жечь камни.
Зрелище получалось очень красивое и эффектное, приглушенные восклицания время от времени доносились из кухни.
Но Розу Петровну не интересовали зеленые и малиновые вспышки. Она только чувствовала не особенно приятный едкий запах.
Пришлось мне решительно вмешаться и, несмотря на огорченные физиономии мальчиков, опыты категорически запретить.
Наконец раздался звонок. Несколько человек бросились открывать.
Явился он – долгожданный Номер Первый. Его лицо было серьезно, губы сжаты, щеки надуты.
– Принес, – глухо и загадочно сказал он, отирая пот с лица и лысины.
– Где же вы пропадали? – спросил я Номера Первого.
– Утром не застал директора, – лихорадочно дыша, объяснил он, – а противная напудренная секретарша из-за Майкла вообще не хотела со мной разговаривать. Он, видите ли, ее напугал. Только к вечеру мне наконец отдали это письмо, и я побежал к Номеру Шестому – художнику Иллариону, – хотел с ним посоветоваться. Два часа битых прождал я у его порога, так и не дождался. А потом знаете, какие концы по Москве приходится с Майклом делать? Такая несправедливость – собак ни в автобусы, ни в метро не пускают!
– Так расскажите, что же в письме? – не утерпела Люся.
– Пять дней они работали и с большим трудом расшифровали. Мало того, что все расплылось, – почерк оказался исключительно неразборчивый. Автор письма находился в крайнем волнении – так мне объяснили в институте.
– Читайте, читайте! – запросили самые нетерпеливые. Прошмыгнул Тычинка и, ни с кем не здороваясь, потихоньку уселся в уголочке.
