А мы? Мы так опешили, что даже ртов не могли раскрыть. Шоферы завели машины.
– Не уезжайте! Мы с вами поедем! Выгружать поедем! Поможем вещи таскать! – завопила Люся.
Удивленный Нашивочников обернулся:
– Поедете с нами?
– Да, да! – повторяла Люся. – Вам одним будет трудно.
– Какие же вы славные ребята! Какое же вам большое спасибо! – Нашивочников крепко пожал мне руку. – Папаша, благодарю. Садитесь скорее! Тетенька, айда в кабину! – кивнул он Магдалине Харитоновне.
Некогда было обижаться на столь непедагогичные прозвища. Все ребята полезли в кузова, подняли растерявшегося Майкла. Володя, стараясь не запачкаться, тоже осторожно полез наверх. Я сам впервые в жизни занес ногу на колесо. Меня потянули за руки, принялись толкать снизу. Я уселся вместе с Номером Первым у заднего борта на кадку с кислой капустой. Рукой я схватился за край одеяла, скрывавшего великую тайну.
Обе машины выехали из переулка на Большую Садовую. Мы покатили мимо Планетария, мимо Зоопарка, мимо высотного здания на площади Восстания. Ярко горели на солнце новые золотые многоэтажные дома. На передней машине изыскатели затянули песню. Маленький Нашивочников, сидя верхом на шкафу, дирижировал и руками и ногами.
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!..
Мы, сидящие на второй машине, молчали, время от времени косясь на одеяло.
Женя и Гена попробовали было на ходу развязать веревку на портрете, но только намертво затянули узел.
– Оставьте, приедем – развяжем, – сказала им Люся. Мы повернули направо, переехали Москву-реку.
– Ага, им дали квартиру в новом, Юго-Западном районе Москвы, – догадался я.
Мы поехали через кварталы строящихся домов. Подъемные краны, похожие на допотопных чудовищ, высились там и сям. Дальше, за поворотом, дома уже были построены. Специальная автомашина с помощью лебедки сажала в сквере порядочной толщины липы. Каток медленно двигался по черной асфальтовой дорожке.
Наконец приехали, начали разгружать вещи. Шкаф не влезал в лифт. Снова бесчисленные муравьи потащили его по лестнице.
Я и Люся взяли в руки портрет и поднялись на лифте на десятый этаж.
– Я так волнуюсь, как никогда в жизни, – прошептала она. Дверь в квартиру была открыта. Мы вошли внутрь, поставили портрет в углу большой комнаты.
Там на подоконнике сидела заплаканная молодая женщина с младенцем на руках. Дитя орало, как тысяча поросят…
– Почему так долго? – сердилась женщина. Нашивочников бережно вытащил из-за пазухи кастрюлечку с манной кашей.
