А как насчет ее потребностей?
Тина закрыла глаза, полные слез. Разве ее потребности не в счет? Если Чак и чувствовал неудовлетворенность жизнью, то, видит Бог, он был не одинок в этом.
В то время, как Тина мечтала создать такой же домашний очаг, в каком выросла, Чаку требовалось роскошное обрамление для его красивой внешности. В то время, как она мечтала о приятных и тихих вечерах дома с задушевными беседами, он жаждал ярких огней и толпы разодетых шумных людей. Но самое большое потрясение Тина испытала, когда вызвала Чака на разговор о детях. Она призналась, что ей хотелось бы мальчика и девочку. Чак рассмеялся ей в лицо. Тина была уверена, что запомнит его язвительный смех на всю жизнь.
– Дети! Ты это серьезно? – Чак буквально исходил презрением. – Воспроизведение себе подобных – удел среднего класса. Я не желаю, чтобы даже один ребенок вносил беспорядок в мою жизнь.
Какой непростительной тупостью с ее стороны было позволить Чаку увлечь себя, втянуть в это скоропалительное замужество. Так всегда бывает, когда человек действует под влиянием порыва. Неудивительно, что их брак так быстро распался. К тому же Чак оказался паршивым любовником, начисто лишенным воображения.
Правда, у Тины имелся всего один пример для сравнения – Дирк.
Тина задумчиво покачала головой, словно отталкивая мучившее ее воспоминание. Нет, она не хочет думать об этом! Думать об этом невыносимо. Она сейчас слишком беззащитна, слишком устала, слишком опустошена. Свернувшись в клубок, Тина приказала себе не вспоминать о Дирке и о том прекрасном дне, который они провели вместе.
«Юные грезы любви! Романтизация обыкновенного физического акта впечатлительной девочкой», – безжалостно издевалась над собой Тина.
Тишину спальни нарушил горестный смех. Оказаться брошенной в любом возрасте оскорбительно, в девятнадцать лет это нанесло ей жесточайшую травму. Из чистого чувства самосохранения она надолго вычеркнула это событие из своей памяти.
Сейчас воспоминание вернулось, чтобы мучить ее, вызывать ее злость и ненависть – и снова зажечь в ней желание.
Не замечая слез, которые текли по пылающим щекам, она вонзила ногти в ладони, чтобы заглушить одну боль другой.
– О, будь ты проклят, Дирк Тэнджер! – прозвучал в темноте приглушенный возглас.
Сколько бы она ни проклинала его, правда заключалась в том, что она любит его!
– Я не стану любить его! – Сердито.
– Я не желаю любить его! – Возмущенно.
– Он не любит меня! – Безнадежно.
