«Что такое?», подумала Вера.
– Бывали, говорят, и сильнее – улыбнулся Савинков.
– Ну, вот мы и знакомы! Катерина Брешковская – трясла она руку Савинкова. – Слыхали верно? а?
– Боже мой, ну, как же, Катерина Константиновна? Вот не думал.
Брешковская приложила палец к губам.
– Ушей-то за стенами нет?
– Ни-ни, всё спокойно, мы во флигеле. Моя жена, – сказал Савинков.
– Очень, очень приятно, тоже наша? Ну, конечно, конечно, – говорила бабушка.
– Прежде всего, Катерина Константиновна, вы, разумеется, с нами откушаете.
– От трапезы не отказываюсь, путь высок и далек, – смеялась бабушка.
Вера вышла на кухню. Идя, поняла, что эта высокая, стриженая старуха увезет ее счастье. «Зачем? Для чего?» Вере хотелось рыдать.
– Анисья, голубушка, – сказала она, – дайте еще тарелку и нож с вилкой.
Входя в комнату, услыхала:
– Каляев вам передал? Янек? Ну, как он, бодр?
– Чудный, чудный – растягивая «у» говорила Брешковская.
Брешковская была весела, разговорчива, курила папиросу за папиросой. Вере было странно, что вот эта женщина и есть знаменитая бабушка русской революции. Брешковская много ела. Оставляя еду, обводила пронзительным взглядом темносерых глаз. – Так-то вот, батюшка, – говорила – не так-то это просто было после двух-то каторг да семилетнего поселения опять в борьбу да в жизнь броситься. В Забайкалье-то жила, в глуши, среди бурят. Степь кругом голая. О России ни весточки, так слухи одни, да всё тревожные. Всё старое, мол, забыто, огульно отрицается, марксисты доморощенные появились, все блага родине завоевать хотят, так сказать, механически, ни воля, мол, ни героизм не нужны, бабьи бредни, да дворянские фантазии. Да, да, батюшка, тяжело это было среди бурят-то узнавать, в степи-то, да не верилось, неужто ж, думаю, наше всё пропало, для чего же столько воли, да крови, да жизней отдано? Не верилось… нет… нет – качала седой головой старуха, улыбаясь буравящими глазами.
– Вы когда же вернулись, Катерина Константиновна?
– По Сибири то, батюшка, в 1892 году, со степным бурятом Бахмуткой тронулась, через Байкал, ах, какая эта сибирская красота! ах, какая у нас, батюшка, могучая родина то! а? А в Москву прибыла только в 97-м. Разрешили тогда уж в Европейскую Россию приехать. Вот приехала, да чего скрывать с большим страхом приехала. Всё думаю неужто ж наше то всё погибло, неужто и молодежь то не наша. Пришла я в Москве на первое собрание, всякая там молодежь была, ну да марксистов то больше, стала говорить первую после каторги речь, а вышел плюгаш, мальчишка осмотрел меня с ног до головы, «да куда вы, говорит, старушенция, лезете, вашего Михайловского, говорит, давно Бельтов разбил. А процесс ваш 193-х был дворянским процессом. И Народная ваша воля была с пролетариатом не связана». Осмотрелась я – все молчат. Взяла свою сибирскую шапку с ушами, плюнула, да пошла прочь! А вслед мне барышня из самых модных кричит: – «Что это за Брешковиада, такая тут шляется!»
