— Значит, Лоррейн умерла?
— Вы знаете об этом, не так ли?
— Как она умерла?
— Вам следует самому вспомнить. Может быть, у Клифтера другой подход, но, пока это дело веду я, будет по-моему. В этом наша единственная гарантия против рецидива. Я мог бы сообщить это для вашего разумного сознания, но не ваше разумное сознание стерло все из памяти. Бессознательные уровни должны примириться с фактами. Единственный для вас способ доказать, что это произошло, заключается в том, чтобы самому восстановить память.
— Не вижу смысла углубляться в такую мистику.
Райт с усилием пожал плечами, как человек, который поправляет груз на спине.
— Мне было бы легко и приятно оказать вам помощь, но я этого не стану делать. Вы должны стоять на собственных ногах, без подпорок, понятно? — Он поднялся со стула, как бы подтверждая свою мысль примером:
Брет встал вместе с ним, но Райт сделал ему знак оставаться пока на месте. Этот жест в сочетании с темно-синей формой усилил сходство Райта с дородным полицейским.
— Вы можете подождать здесь. Пойду узнаю, готов ли Клифтер встретиться с вами.
Брет опять сел и стал ждать. Его раздражение пропало сразу, как только за Райтом закрылась дверь. Опять наступила депрессия. В течение нескольких часов он оказался женатым на неизвестной девушке и овдовел неизвестно как. Ему казалось, что время является смыслом жизни, а он потерял это время. Его будущее все еще находилось в прошлом. Он попал в замкнутый круг, бессмысленный, как колесо для белки в клетке, и лишенный времени, как преисподняя.
Внешне Брет был типичным американцем: крупный, с гладкой кожей лица, загорелый, с крепким носом и подбородком, доверчивыми голубыми глазами. За первые несколько минут Клифтер заметил в нем единственный признак внутреннего беспокойства — это когда глаза молодого мужчины забегали в сторону окна. И тут крепкие мышцы его плеч напряглись под униформой защитного цвета, как будто узкий кабинет сдавил его, прижав к низкому стальному стулу невидимым ремнем. Когда он отвел глаза, оглядев зеленую территорию госпиталя, на его лице проявилось сложное сочетание чувств.
Оказалось, глаза его были не чисто голубые, а голубые в серую крапинку. Такая комбинация цвета придала им глубину и изменила их прозрачность. Казалось, у них было несколько поверхностей, как у набора линз, которые фильтровали, отбирали изображения, перед тем как направить их в мозг. Рот тоже изменился. К щедрой мягкости природного оформления добавилась твердая линия агрессивной воли. Конфликты, свойственные природе молодого человека, придавали ему какую-то напряженную, застенчивую красоту. Но Клифтера насторожила ироническая горечь улыбки, бросавшая тень на глаза и искажавшая рот.
