Любимый мой | страница 48



— Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец.

— Что ты имеешь в виду?

— Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас.

— И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа.

— Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня?

Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами:

— Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра.

— Я не буду спать здесь.

— Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать.

— Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели.

— Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений.

И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею.

— Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати.

— Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это.

— Ты тоже, — тихо ответила она.

Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась.