Духи дамы в черном | страница 70



— Князь красив? — поинтересовался я, когда м-с Эдит закончила свой панегирик.

— Даже слишком, — отозвалась она. — Сами увидите. Не знаю почему, но этот ответ был мне особенно неприятен. После ухода м-с Эдит я размышлял о князе до самого окончания своего дежурства, то есть до половины двенадцатого.

* * *

При первом ударе гонга к завтраку я, поспешно вымыв руки и приведя себя в порядок, быстро поднялся по ступеням «Волчицы», так как думал, что накрыто будет там, однако, дойдя до передней, услышал музыку и встал как вкопанный. Кто мог осмелиться в такой момент играть в форте Геркулес на рояле? Да к тому же еще и петь: я услышал тихий звук мягкого мужского голоса. Напев звучал странно: то жалобно, то грозно. Теперь я знаю эту песню наизусть — потом мне ее приходилось слышать много раз. Возможно, вы тоже ее знаете, если вам доводилось когда-нибудь пересечь границу холодной Литвы, если вы побывали в этой громадной северной стране. Это песня полуобнаженных дев, которые увлекают путника в пучину и безжалостно его топят, песня «Озера русалок», которую Сенкевич прочитал однажды Михаилу Верещаку. Вот она.

На Свитезь поедешь ночкою порою, —
Увидишь в недвижимых водах
Луну под собою, луну над собою
И звезды на двух небосводах…
Здесь жены и дочери Свитезя-града
Избегли резни и плененья.
На зелень вокруг обрати свои взгляды —
То бог превратил их в растенья.
Цветы серебром мотылькового роя
Трепещут над бездною синей,
И листья их ярки, как свежая хвоя,
Когда ее выбелит иней.
Как знак чистоты и в ином воплощенье
Хранят этот цвет белоснежный.
Не может их смертный в нечистом стремленье
Коснуться рукою небрежной.
Пришел сюда царь, что не ведал об этом, —
И воины русского края
Толпой устремились, серебряным цветом
Свои шишаки украшая.
Но стоило воинам жадные руки
К воде протянуть дерзновенно,
Как падали тут же в неслыханной муке, —
Их смерть поражала мгновенно.
С тех пор промелькнули чредою столетья,
Но, в память о том наказанье,
Доныне цветы называются эти
«Царями» в народном сказанье…
И тихо от нас отдаляется дева,
И тонут в пучине безмолвно
И лодки и невод… И, полные гнева,
На берег надвинулись волны.
И, деву встречая, разверзлась пучина
И снова сомкнулась, насытясь.
И вновь неподвижно, светло и пустынно
Хрустальное озеро Свитезь.

Эти-то слова и пел речитативом мягкий мужской голос под печальный аккомпанемент рояля. Я вошел в зал; навстречу мне встал молодой человек. Тут же позади меня послышались шаги м-с Эдит. Она представила нас друг другу. Это был князь Галич.