Вокруг Цимисхия нависла кладбищенская тишина, а облако пыли неотвратимо приближалось к византийскому лагерю и шатру императора. До слуха Иоанна уже стали доноситься крики сражавшихся, лязг оружия. Внезапно словно ледяной холод обдал стоявших позади императора сановников и полководцев. Туча пыли, висевшая над первоначально возникшим сражением, тоже тронулась с места и поползла в сторону византийского лагеря.
— Проклятие, они бегут! — вырвалось у Иоанна.
— Мой император, — прозвучал сбоку тихий, доверительный голос Склира, — еще не все потеряно. В твоем резерве не знающие себе равных «бессмертные» и три таксиархии пеших гвардейцев.
Цимисхий не спеша развернул к Варду голову, их взгляды встретились. И Склир отвел глаза в сторону, потушил их блеск, прикрыл веками. Чуть заметная насмешливая усмешка тронула уголки губ Иоанна. «Глупец, — подумал он, — ты мечтаешь бросить под мечи русов моих верных „бессмертных“ и остатки пешей гвардии. Однако прежде чем стать императором, я сам был начальником гвардии и прекрасно знаю, что не корона дает власть и силу, а сила берет и распоряжается короной и властью. Даже если я проиграю эту битву русам, но сохраню „бессмертных“, я останусь императором. Но, заплатив за победу единственными верными мне солдатами, я потеряю корону и голову. Честолюбивые ничтожества, столпившиеся за моей спиной и жаждущие власти, неужто я не понимаю, что ваши льстивые улыбки и насквозь лживые слова для меня гораздо страшнее мечей русов».
— Нет, Варда, — твердо произнес Иоанн, — я не трону «бессмертных». У киевского князя осталось еще не меньше четырех таксиархии отборной пехоты и конница.
— Мой император, но легионы отступают!
— Что ж, если мои доблестные полководцы не научили их надлежащим образом сражаться и одерживать победы, то, надеюсь, обучили хотя бы быстро бегать, — с откровенной иронией ответил Цимисхий. — Поэтому я спокоен — голодным варварам их никогда не догнать…
Изнывали под лучами солнца три квадрата пеших гвардейцев, перемешались с ноги на ногу возле коней закованные в тяжелую броню «бессмертные». Стояли под стенами Доростола шеренги одетых в кольчуги и шлемы раненых русичей, болгарских подростков, молодых женщин, стариков. С трудом держались в седлах несколько десятков сидевших на трофейных лошадях раненых дружинников. Все эти непригодные к бою люди по совету старого жреца Перуна были одеты в доспехи и в боевом строю выставлены напоказ ромеям, дабы не позволить Цимисхию бросить в битву все наличные силы.
