Девица поставила перед гостями чистые кружки и тарелки. Тем самым она привлекла к себе внимание и представилась: ее звали Бубна. Затем она налила всем островного рому из бочки и наполнила тарелки гостей отборными кусками дичины. Причем самые лакомые части достались Концентрику, чего он, впрочем, даже не заметил. Он и не мог этого понять, поскольку впервые в жизни ел жареное мясо.
Концентрик достал кинжал, наколол на острие здоровенный кусок мяса и взял его в рот прямо с лезвия. Вкус был божественный. Концентрику показалось, что он физически ощущает, как насыщаются его мускулы. Он почувствовал вкус крови во рту, и это привело его в состояние, близкое к экстазу. Есть свежезажаренное мясо оказалось почти столь же приятно, как убивать. Он выпил залпом целую кружку рому и, все также — кинжалом, отправил себе в рот новый кусок сочащейся дичины. А затем еще и еще. Кровь стекала у него с подбородка, и при виде этого насыщающегося самца Бубна застыла в немом восторге.
Солнце стояло уже достаточно высоко, и становилось жарко. Бубна сняла с себя майку и обнажила полную, сытную, загорелую грудь. Капитаны также разделись до пояса. Только Концентрик остался в рубашке: он никогда никому не показывал свою изуродованную плетьми спину.
Концентрик ел мясо и пил ром, полуобнаженная Бубна восторженно смотрела на него, капитаны курили и неторопливо беседовали.
— Когда ты последний раз видел Плешивого Эфиопа? — осведомился в какой-то момент Маккормик, и Концентрик взглянул на Голландца, впервые заинтересовавшись разговором.
— Месяцев пять или шесть тому назад, — немного поразмыслив, отвечал Голландец.
— Я и того дольше, — сказал Маккормик. — А где он сейчас, ты конечно не знаешь?
— Понятия не имею. Тогда я встретил его угольную посудину в заливе возле Змеиного логова, где Плешь заправлялся пресной водой. Мы славно отобедали и на следующий день расстались, и где он сейчас знает только непорочный член Святого Духа! Ты ведь знаешь: у Плеши нет даже компьютера, поэтому связаться с ним практически невозможно.
— При нем была какая-нибудь любовница? — перешел к делу Маккормик.
— Да, и она была столь хороша, что я попросил Плешь продать ее мне; разумеется за хорошие деньги, поскольку она того стоила. Однако Плешь так рассвирипел, что чуть не прикончил меня каким-то ржавым черпаком.
— Ее звали Аделаида?
— Да. Ты ее знаешь? — удивился Голландец.
— Она уже была с ним десять месяцев назад, когда я в последний раз видел его на Лысой отмели.
