После ланча я на «линкольне» отвез Микки домой. Он выпил много вина и пару «отверток», и его здорово развезло. Когда такое случается, он неизменно заговаривает о трех своих женах.
С первой миссис Хаас — Луизой — он познакомился в колледже. Рослая блондинка из прекрасной староанглийской семьи, она раздавала сексуальные милости, стоя под балконом со свисающим плющом в Барнарде, как мы все делали в те дни, а что-то более интимное происходило в нашей квартире. После помолвки она позволила Микки трахнуть себя — еще одна веселая традиция того времени. Хорошо помню воскресное утро в нашей квартире: Микки в своем темно-бордовом бархатном халате (или домашней мантии, как он претенциозно называл его) готовил какой-то особенный кофе, и тут вплыла Луиза. Она слегка смутилась, заметив меня за кухонным столом, но перенесла это стоически. Обычно она появлялась в черных чулках и белой «выходной» рубашке Микки — наряд, который с тех пор я воспринимаю как чрезвычайно эротичный. (Тогда чулки считались нижним бельем; я так и не привык к девушкам, выставляющим их напоказ на улицах города; это всегда вызывает у меня определенную реакцию в паху.) Она также не носила бюстгальтера; груди у нее были прекрасные, остроконечные, покачивающиеся при ходьбе.
Соль подобных дневных спектаклей состояла в том, что Микки выступал в роли этакого жеребца со своей кобылкой, а я изображал бедного, честного и сексуально обделенного зубрилу. Какое удовольствие нам доставляла эта игра! На самом же деле я тогда имел больше секса, чем был в состоянии «переварить». У меня была женщина по имени Рут Полански, тридцатишестилетняя библиотекарша одного из филиалов Нью-Йоркской публичной библиотеки. Я держал это в секрете от своего соседа и от всех прочих — из страха, что у Рут возникнут неприятности на работе, а сам я окажусь в неловком положении. Имеет ли это отношение к рассказу? Ну, разве что в качестве свидетельства о моем сексуальном образовании. Нет ничего более взрывного, чем связь между юношей и зрелой женщиной; в таком союзе максимальные возможности мужчины оказываются под стать аппетитам женщины. У французов такие связи вызывают благоговение, их литература пестрит подобного рода сюжетами, но в Америке (миссис Робинзон!) они воспринимаются исключительно как фарс.
Однако наша связь носила достаточно фарсовый характер, поскольку основная проблема состояла в том, где найти место для занятий любовью. Она жила с матерью, я жил с Микки Хаасом, ни у нее, ни у меня не было машины, я сильно нуждался, а библиотекарю снимать номера в отеле тоже не по карману. Мы с мисс Полански были знакомы много лет, я вырос и возмужал у нее на глазах, нарастив приличную мускулатуру. Она была маленькой бледной женщиной с шелковистыми бесцветными волосами, завязанными на затылке в «конский хвост», что придавало ей моложавый вид. Она состояла в разводе — не совсем обычный факт для тех времен, придававший моим фантазиям о ней (лет с двенадцати) дополнительную пикантность. Согласно моей реконструкции событий (ошибочной, надо полагать), она умело использовала мой интерес к театру, чтобы направить мои мысли в сторону сексуальной жизни, в те годы недоступной в стенах средней школы. Она давала мне книги и пьесы: Уильямс, Ибсен, «Чай и симпатия»,
