— Это не так! — Хью только возражал ей и явно не собирался ничего объяснять.
— Тогда почему ты не призовешь своих товарищей? Почему ты не соглашаешься отправиться в больницу, где монахини смогут предоставить тебе куда лучший уход? Почему?! — Теперь уже она настойчиво допрашивала его.
— Я не могу позволить себе, чтобы меня видели в таком беспомощном состоянии. К тому же существуют наемные убийцы…
Что он возомнил о себе? Что он стоит во главе войск короля?! Она прикрыла рукой рот, чтобы скрыть улыбку. Уж не сошел ли он, часом, с ума? Да, и такая мысль мелькнула у нее.
Но Хью с серьезным видом вглядывался в ее лицо, а потом спросил:
— Ты ведь уже приняла какое-то решение, правда? Никто не указывал тебе, как поступить?
Она покачала головой.
— Очень хорошо. Но Эдлин, графиня Джэггер, вряд ли разумно мерить всех мужчин одним аршином.
Вот как! Он рассердился?! До этого Хью казался ей таким бесстрастным, а сейчас, увидев, как он недовольно поджал губы, Эдлин восторжествовала. Все мужчины одинаковы — они словно маленькие мальчики, которые требуют еще не заслуженного ими уважения. Она положила его голову к себе на колени, так, как будто он был одним из ее сыновей, Паркеном или Алленом, и сказала:
— Ну вот. Выпей-ка это.
Он обиженно оттолкнул кружку и, помолчав, произнес:
— А ты не хочешь узнать, почему я отказался отправиться в вашу больницу?
— Если тебе так хочется, то расскажи, — неохотно уступила она.
— Потому что я всегда знал, что ты единственная, кто сможет вылечить меня.
Он положил свою ладонь поверх ее руки, крепко прижав ее к гладкой поверхности кружки. Мозоли его оказались такими жесткими, что даже царапали ее нежную кожу. Она почувствовала, как он круговыми движениями поглаживает пальцами ее руку.
Голос его зазвучал проникновенно:
— Даже когда смерть стояла совсем рядом, я слышал твой голос и чувствовал, как твоя сила переходит в меня и не отпускает в тот холодный мир, куда я уже почти ушел.
— Так ты меня слышал? — У нее перехватило дыхание.
— Только поэтому я и пил отвратительные снадобья, терпел, когда на мою рану накладывали компрессы из сорняков, ел каши и прятался под грудой старых тряпок, как только кто-нибудь приближался к этой хижине. — Он взял ее руку с кружкой, поднес к губам и стал пить, являя полное послушание. — Потому что все это велела делать мне ты.
Она состроила гримасу, от изумления утратив контроль над собой. Он слышал ее?! Слушал? Когда?!
— Что-то не так? — спросил он. — Ты выглядишь так, словно разгрызла жука.
