— Сиди спокойно, — сказала она, снимая свою широкополую шляпу и кладя ее на стол.
Киф смотрел, как она уходит, и на лице его отражались любовь и восхищение. Он повернулся к Джинкс:
— Ну, что ты о ней думаешь?
— Она прелестна. Он улыбнулся ей, удовлетворенный ответом.
— Расскажи мне о себе, — попросил он. — Твои письма в последние два года стали намного веселей.
— У нас все хорошо. Особенно не о чем рассказывать, все очень тихо.
— А почему, Джинкс? Почему ты все еще живешь затворницей?
Зеленые ее глаза неожиданно потускнели:
— Давай не будем об этом, Киф. Достаточно уже того, что ты и Бетс здесь, что я и так далеко зашла.
Послышался взрыв девичьего смеха и вслед за ним:
— Нет, ты не делала этого, скажи правду! — И снова взрыв смеха.
Джинкс вскинула голову, лицо ее просветлело от радостного удивления, как будто звук был ей в новинку, но она очень обрадовалась ему.
— Элисон так мило смеется, — сказал Киф.
— Они определенно поладили. Неужели печаль прозвучала в ее голосе?
— Бетс не с каждым сходится, — сказал он. — Она на все имеет свои собственные суждения. Ты знаешь, что мать даже отказывалась послать ее в школу? Она боялась, что там из нее выбьют уверенность в себе, как это случилось с Марком.
— А что — школа действительно лишила Марка уверенности в себе? — спросила Джинкс с улыбкой.
— Я бы этого не сказал, — рассмеялся Киф. — Если бы в нем было больше крахмала[2], вероятно, он мог бы наняться в прачечную на Фронт-стрит. Джинкс попросила его:
— Расскажи мне о больнице, о тете Пэйшиенс.
Он поколебался и решил пока не говорить Джинкс о своей озабоченности состоянием ее здоровья.
— Все хорошо, — сказал он, — руководит больницей железной рукой, но ее тем не менее все очень любят. — Он заметил, что голос его звучит чересчур сердечно, как отцовский, когда отец чувствовал себя не в своей тарелке. — Тетя Пэйшиенс — симпатичнейший тиран из тех, что мне приходилось встречать.
Джинкс печально улыбнулась.
— Да уж, совсем не похожа на Карра, это уж точно.
— Ты писала как-то, что Карр стал хуже. А как он сейчас?
— Я больше не слышу, что происходит в доме. Стены и двери укрепили, поэтому слышимость уже не такая, как раньше.
— О, Джинкс, неужели было так плохо? — Вспомнив, что довелось ему услышать тогда, сидя в библиотеке, Киф еще раз осознал, что пришлось вынести его сестре. Он спросил, глядя ей в глаза:
— Я слышал, что он стал калекой. Это правда?
Зеленые ее глаза широко раскрылись:
— Карр? Нет, я ничего не знаю. Я уже давно его не видела. Он обычно катался по округе в своих чудных автомобилях, но сейчас что-то не катается уже около месяца. Что с ним могло произойти?
