Он уже знал по опыту, что приступы эти проходят. Нужно лишь набраться терпения и покорно ждать, пока не отпустит сердце, пока не захлопнется незнакомая дверь.
— Тебе не нужно чего-нибудь? — услышал он голос Конни. — Ты там не заснул?
Арт не отвечал, и Конни запела:
Мы уйдем туда вместе, уйдем навсегда,
Где останется радость и…
— Заткнись! — заревел Арт, и щебетание прекратилось.
Приступ прошел. Можно было дышать, но какое-то легкое, неуловимое беспокойство все же оставалось.
Он вылез из ванны и посмотрел на себя в зеркало, пожал плечами, встретив тяжелый, почти немигающий взгляд.
Он вытерся, набросил халат и вышел из ванной. Конни была тут как тут. Маленькая, круглая, заискивающе улыбающаяся — точь-в-точь ласковая дворняжечка.
— Сядь, Конни, — сказал Арт.
— Хорошо. — Она торопливо метнулась к стулу. — Я только хотела подать тебе кофе. Ты ведь любишь кофе после ванны.
— Я люблю кофе, но не люблю тебя, — медленно сказал Арт.
Эта девчонка была слишком счастлива. Счастлива и беззаботна, не имея на это права. Имела право другая, но он никогда не сможет сделать ее ни счастливой, ни беззаботной. Потому что она до сих пор смотрит на него пустыми синими глазами, и одна туфля так и зацепилась на ее ноге, не упала.
Он давным-давно запретил себе вспоминать Мери-Лу. В конце концов, что вспоминать прошедшее? Одиннадцать лет — не один день. Но она не отпускала его. Нет, не так. Неверно. Это он не отпускал ее, это она нужна была ему, а не наоборот. Зачем — он не знал, но предчувствовал, что без нее дверь с бездонным мраком открывалась бы чаще и все жаднее заглядывал бы он во влажный, плотный и промозглый мрак.
Конни смотрела на него испуганными глазами. Они были зеленоватого цвета и не пусты. Нет, она не имела права быть даже испуганной. Она не имела права вообще быть.
Что-то с ним было не так, не может такое думать нормальный человек. Ну, не нравится тебе женщина — выгони ее. Но думать так, как он… Эдак можно и рехнуться…
— Чем я провинилась? — В глазах Конни начали набухать две слезинки.
— Да ничем, — пожал плечами Арт. — Просто тем, что ты есть, и поэтому тебе нужно уйти отсюда. Совсем. Навсегда.
Всю ночь он то засыпал, то просыпался. Странные, невоспроизводимые сны мучили его, многократно повторялись, и каждый раз он открывал глаза вместе с пропущенным ударом сердца. Мир, потрепетав мгновение-другое на границе сна и бодрствования, неохотно принимал обычные очертания…
