Элизабет была слишком потрясена, чтобы ответить, и просто кивнула в ответ. Ей хотелось сказать Трисии, как ей жаль, что… И как она рада, что познакомилась с ней. Но, оказалось, ни один звук не смог сорваться с ее губ. Однако Трисия словно читала ее мысли.
– Не жалей меня, пожалуйста, – сказала она. – Когда я впервые узнала, это был ужас. Я не хотела верить в то, что говорили врачи. Но теперь уже не так тяжело. Я смирилась с этим. Раньше смерть сильно пугала меня. Я считала, что это самое ужасное, что вообще может быть.
– Но ведь это так и есть! – возразила Элизабет.
– Нет, – ответила Трисия, слегка покачав головой. – Жизнь без любви – хуже смерти.
Элизабет приложила к глазам скомканную салфетку, которую вновь выудила из кармана халата.
– А что с твоей семьей? Как они отнеслись к этому?
Трисия безропотно пожала плечами:
– Не думаю, чтобы они уже смирились. Они все еще верят в выздоровление. В глубине души они все знают, но с этим все-таки трудно свыкнуться. Вчера я видела, как папа разглядывал альбом с мамиными фотографиями и плакал. Я испытала жуткое чувство. Я была его последней опорой. Как он будет жить без меня?
– Для Стива это тоже будет нелегко, – осторожно напомнила ей Элизабет.
Боль исказила лицо Трисии.
– У него это пройдет. Вот увидишь. Так ему будет легче. Только помни о своем обещании, Лиз! Я рассчитываю на тебя.
– Я… – Элизабет открыла рот, чтобы сказать Трисии, что не понимает, как можно сдержать такое ужасное обещание.
Но она не смогла сказать «нет», глядя на умоляющее лицо Трисии.
В этот момент вошла одна из медсестер. Трисия в последний раз стиснула руку Элизабет:
– Прощай, Лиз! Спасибо за заботу. Первый раз в жизни Элизабет поняла, как обреченно может звучать слово «прощай».
Элизабет в оцепенении доехала до дому, почти не вникая в болтовню Джессики, которая сидела рядом. Она была слишком погружена в мысли о Трисии. Если бы только нашелся способ убедить Трисию, какую она совершает ужасную ошибку, что не говорит Стивену правды. Трисия казалась такой уверенной в том, что поступает правильно, хотя было видно, что ей это причиняет жуткую боль. Элизабет хотела бы рассказать все брату, но это тоже было невозможно. Обещание есть обещание, и не важно, что внутренне она убеждена в другом.
– Элизабет Уэйкфилд, ты не слушаешь ни слова из того, что я говорю, – вклинилось ворчание Джессики в ее безрадостные мысли.
– Что? – Элизабет посмотрела на сестру. – Прости, Джес. Я просто думала о другом.
