Кнеф посмотрел на воды Тройта. Ветер волновал поверхность моря, и волны все сильнее бились о борт корабля, вздымая облака белых брызг.
— В вопросах нет ничего плохого. Может настать день, причем скорее, чем мы думаем, когда нам всем придется держать ответ перед Высшими Силами, детально и беспощадно препарировать собственное сердце.
Опять повисла долгая тишина.
— Апокалипсис, — наконец произнес Люк, приподняв брови, — столь любовно описываемый нашими проповедниками.
— Да, апокалипсис, — подтвердил Кнеф. Сарказм Люка его, похоже, не задел. — Земля вздыбится, и горы опадут, море будет гореть, как воск. Короли и принцы падут с тронов. И бог в гневе своем всех уравняет перед собой. Это будет уже довольно скоро, мне кажется.
Люк прочистил горло, неизвестно почему смутившись.
— Все это звучит очень неприятно. И если подумать, мой учитель доктор Френсис Перселл объявил бы все это ошибкой, вулканистской чепухой. Но вы, возможно, не знакомы с научной теорией, которая утверждает, что нынешний мир был построен из пепла другого, более древнего, разрушенного еще в незапамятные времена извержениями вулканов.
— Я знаком, — спокойно отвечал Кнеф. — как с этой, так и с противоположной теорией. Ваш доктор Перселл, как я понимаю, считает, что все нынешние горные хребты и отложения были сформированы доисторическими морями. Я изучал аргументацию обеих сторон, но, боюсь, не могу назвать себя ни вулканистом, ни седиментарием, так как верю, что и Огонь и Потоп нам еще только предстоят.
Эти слова опять немного сконфузили Люка. Как бы он ни уважал мыслительные способности своего нового знакомого, он не заподозрил в нем высокообразованного человека, возможно, потому, что тот занимался обучением малолетних детей, а может быть, из-за его преданности религии. Согласно представлениям Люка, основой всех религиозных доктрин и практик было глубокое невежество в вопросах устройства естественного мира.
Так что теперь ему стало стыдно за себя. Он задал этот вопрос не из самых благородных побуждений. Было что-то мелочное, низкое в этой попытке подловить человека, который с таким терпением и учтивостью ответил на все его вопросы.
— Я прошу у вас прощения, — сказал он с раскаянием, — мне и в голову не пришло, что вы ученый, да еще и естествоиспытатель.
— Мне случалось заниматься самыми разными вещами, — сказал Кнеф с кроткой улыбкой. Это звучало интригующе; однако ни в тот раз, ни позже Кнеф не рассказал своему спутнику, чем именно.
