— Да, с этим человеком не шути. Дашь ему имя — а он тебя в зубы. (По-английски «дать имя» значит — выругать. — прим. пер.)
— Ты меня не понимаешь. Я хочу сочинить ему какое-нибудь имя для его публичных выступлений.
— А почему ты не хочешь, чтобы он выступал под своим собственным именем?
— Его родители, будь они прокляты, — угрюмо сказал Акридж, — назвали его Вильберфорс. Неужели ты думаешь, что зрители пойдут смотреть боксера, которого зовут Вильберфорс?
— Назови его Вилли Биллсон, — предложил я. Акридж задумался и нахмурил брови, как подобает важному антрепренеру.
— Слишком фамильярно, — решил он наконец. — Для какого-нибудь жалкого клоуна такое имя подходит, но боксер должен называться как-нибудь более внушительно. Я назвал бы его Ураганный Хикс или Сокрушительный Риггс.
— Не советую, — сказал я. — Ты погубишь его карьеру с самого начала. Нет ни одного чемпиона с таким глупым именем. Боб Фиц-Симмонс, Джек Джонсон, Джемс Д. Корбетт, Джемс Джеффрис — вот настоящие чемпионские имена.
— Назвать его Джемс Д. Биллсон, что ли?
— Вздор!
— А как тебе нравится, — спросил Акридж, — имя Ягуар Вике?
— Хуже не бывает.
— А Свирепый Биллсон?
Я хлопнул его по плечу.
— Отлично! Решено и подписано. Отныне он зовется Свирепым Биллсоном.
— Милый, — придушенным от волнения голосом вскричал Акридж, крепко пожимая мне руку. — Это гениально! Гениальное имя! Закажи еще пару бутылочек, старина.
Принесли еще две бутылки, и мы распили их в честь Свирепого Биллсона.
Затем мы вернулись ко мне на квартиру, и там я был представлен моему крестнику. Я и раньше относился с глубоким уважением к его внушительной наружности, но теперь он показался мне еще грандиознее. Сколько триумфов ожидает этого человека в самом недалеком будущем! Теперь, когда он был на ногах и лениво слонялся из угла в угол, он казался сказочным гигантом. К тому же при нашем первом свидании глаза его были закрыты, и я не мог их рассмотреть. Теперь я разглядел их. Зеленые, тусклые, с металлическим блеском. Пожимая мне руку, он как бы выбирал, в какое место удобнее меня ударить. Когда я вспомнил, что в Марселе он с легкостью изувечил шесть иностранных матросов, сердце мое переполнилось патриотической гордостью. Есть еще бравые молодцы в британском торговом флоте! Крепкие, стальные сердца!
Мы сели обедать. За обедом выяснилось, что Свирепый Биллсон ест гораздо удачнее, чем говорит. У него были такие длинные руки, что он без всякого труда загребал соль, картошку, перец с самых дальних концов стола, не прося никого передать их ему. Сильный молчаливый человек!
