"Где-то я уже это слышал", - подумал Н., но не мог вспомнить где. То ли Свен ему рассказывал, то ли приснилось.
Но толком подумать об этом он не успел - неожиданно Ирсон оказался прямо напротив него, с озабоченным видом водя перед его глазами зажженной спичкой. Н. вынырнул из своего забытья, обнаружив, что Акрора в кабинете давно нет, и вообще он находится не в деканате, а у следователя. Видимо, он научился отключаться с открытыми глазами, и внешне это никак не было заметно, кроме того, что он не реагировал сразу на обращенные к нему слова. Но спать хотелось не менее сильно. Кроме того, время в настоящем мире и в том, куда он пытался спастись бегством, текло по-разному. Тут могла пройти минута, а там - несколько дней, и вскоре Н. окончательно потерял счет времени и не мог сказать, сколько часов, дней или месяцев он просидел на стуле в одном и том же положении. Ему все время хотелось есть и пить - еду приносили раз в сутки, но его одурманенный бессонницей мозг все равно не мог бы использовать это обстоятельство, чтобы вести счет прошедшим дням, тем более что он часто не был уверен, действительно ли перед ним стоит тарелка с гнусной селедкой, или ему это только кажется. Он уже давно не чувствовал седалища и бедер, которые как будто превратились в аморфные куски мертвой материи. Ноги тоже начинали атрофироваться. Раньше он никогда бы не подумал, что может отдать все на свете только ради того, чтобы немножко постоять на ногах. Он был уверен, что уже никогда не сможет снова сесть - настолько ненавистным стало ему это занятие. Когда никто из следователей не показывался два дня подряд, Н. понимал, что наступили выходные дни. В понедельник Акрор появлялся, дыша перегаром, и звонил приятелям, делясь с ними впечатлениями.
В кабинете постоянно сменялись люди, ни на секунду не оставляя Н. одного. Возможно, это были одни и те же, но ему казалось, что каждый раз приходит кто-то новый. Однажды утром охранника, просидевшего с Н. всю ночь, сменила какая-то девица. Она с важным видом вошла в кабинет, держа под мышкой кожаную папку. У неё были каштановые волосы и довольно симпатичное лицо, если бы его не портил вульгарный макияж. Когда конвоир вышел, закрыв дверь, она прошла пару раз от одной стены кабинета к другой, не обращая на Н. особого внимания, а затем пробормотала:
- Ф-фу, ну и духотища здесь!
И вслед за тем стала неторопливо раздеваться, откровенно демонстрируя свою широкую задницу и гипертрофированные молочные железы, потягиваясь и почесываясь. Н. был настолько измотан и истощен, что не находил в её поведении ничего странного. Решив, что девица больше занята своей особой, он рискнул закрыть глаза и провалиться в черный сон без сновидений, но через мгновение его разбудила резкая боль. Девица, стоя напротив него, ещё раз больно хлестнула его по лицу своим лифчиком.
