— Нет, можешь, при наличии веской причины. Вряд ли она на тебя обидится, если ты сляжешь с бубонной чумой. Я могу впрыснуть тебе бациллы, которые обеспечат тебя такой бубонной чумой, какую только сердце пожелает.
Эгберт взвесил это предложение. Он полностью оценил его хитроумие, но тем не менее заколебался.
— А на что похожа бубонная чума?
— Да, пожалуй, ни на что. Кроме, конечно, бубонной чумы.
— Какие-нибудь боли?
— Сам я никогда ею не хворал, но слышал, что при этом испытываешь какие-то странные ощущения.
— Кажется, покрываются сыпью?
— Обычная для нее процедура, если не ошибаюсь.
Эгберт покачал головой:
— Нет, пожалуй, не стоит.
— Тогда прибегни к несчастному случаю.
— Какому несчастному случаю?
— Выбор очень широк, но, пожалуй, проще всего будет попасть под такси.
— Ты когда-нибудь попадал под такси?
— Десятки раз.
— Это больно?
— Только щекотно.
Эгберт поразмышлял:
— Да, пожалуй, это наилучший выбор.
— Бесспорно наилучший.
— И вовсе не обязательно под него попадать. Просто сойду с тротуара и выставлю ногу.
— Вот именно. Остальное завершит колесничий.
Легкий снежок возвестил приход Рождества, как и красногрудые малиновки и все прочее, с чем оно ассоциируется, и по мере того, как утренние часы сменялись дневными, решение Эгберта последовать совету доктора все больше укреплялось. Он не вполне верил утверждению последнего, что соприкосновение с такси вызывает лишь ощущение щекотки, но даже если результаты будут много хуже, избежать их он не мог. Направляясь в сторону дома своей тетушки, он приободрился, заметив, что дефицита в нужных машинах не наблюдается. Они десятками проносились туда и сюда, и выставление ноги перед одной из них было вполне по плечу даже наименее одаренному из людей. Требовалось только сделать выбор.
Первое приближающееся такси он отверг, почувствовав антипатию к усам шофера, второе — потому что не одобрил его цвета, и как раз намеревался шагнуть навстречу третьему, которое отвечало всем его требованиям, но застыл с поднятой ногой в воздухе. Он внезапно вспомнил, что ко дню рождения тетушки одиннадцатого февраля он уже покинет одр страданий и она будет ожидать его присутствия на банкете, которым всегда отмечала годовщины дня своего появления на свет. А эти банкеты, как он знал по опыту, изысканностью и великолепием блюд не уступали рождественским.
Разумеется, у него оставалась возможность сделать подножку какому-нибудь другому такси десятого февраля, но, если он поддастся этому искушению, как отнесутся к этому вышестоящие на его служебной лестнице? Не покачают ли они головами, и не скажут ли друг другу: «Маллинер впал в рутину», и не решат ли, что лучше отказаться от услуг подчиненного с такой тягой к несчастным случаям?
